Ключ - Саймон Тойн

На самом маленьком Габриель разглядел контур двери, а рядом — подпись: «Зпртн хд вдщ в часовню Тнств». Вот по этой лестнице он поднимался, через эту дверь проходил. Сделав ее отправной точкой, он стал отыскивать другие туннели, по которым пробирался от двери потайного сада по незнакомым лестницам и переходам, до самого нижнего уровня на карте, где у отдаленной пещеры, помеченной крестиком, был нарисован череп. Было похоже на карту с зарытым кладом, какие рисуют дети, когда играют в пиратов.

— Вот, — проговорил Габриель. — Звездная карта спрятана здесь.

— А что означает вот это? — спросила Аната, указывая на символ, начертанный рядом — XIV — число «четырнадцать» римскими цифрами.

Габриель присмотрелся к крестику и римским цифрам и как-то отстраненно, испытывая ужасную усталость, подумал о том, что ему придется делать. Не прошло еще и двух недель с той минуты, как ему чудом удалось вырваться из монастыря, откуда никто и никогда не сбегал, кроме его деда, а теперь надо снова проникнуть в Цитадель, чтобы забрать спрятанные Оскаром реликвии.

К тому времени, когда Афанасиус с братом Акселем добрались до пещеры приношений, там собралась уже немалая толпа. Монахи стояли кучками, взволнованно переговариваясь, либо разбирали попадавшие с полок во время землетрясений мешки с рисом и ящики с консервами. Их оттаскивали подальше от большого деревянного колеса в самом центре помещения, приводившего в движение подъемник.

— Немедленно поднимите платформу! — скомандовал Аксель, пробираясь сквозь толпу к отвечавшим за Вознесение монахам в коричневых сутанах. Те налегали изо всех сил на рукояти колеса. — Вы о чем думали, когда в ответ на звон колокола сразу опустили платформу? Сейчас что, время принимать пожертвования? — Он обернулся к Афанасиусу: — Видишь, к чему ведет отступление от традиций? Все начинает рушиться.

Один из монахов ударил ногой по рычагу тормоза и обратился к Акселю:

— Понимаете, мы думали, что после землетрясения кто-нибудь принес новости или пришел предложить свою помощь.

— А откуда вам известно, что это было землетрясение? Кто-нибудь сказал наверняка? А если это был взрыв еще одной бомбы, чтобы запугать нас и прогнать отсюда? — Аксель протолкался к стене и ткнул пальцем в маленький экран, обычно показывающий, что происходит внизу. Сейчас, когда электричество работало не во всей Цитадели, экран был темным. — Вам же не видно, кто там звонит в колокол, а вы уже спешите опустить платформу! Так вы сюда что угодно притащите.

— Полагаю, — выступил вперед Афанасиус, — мы спокойно можем считать, что это было землетрясение. — Он указал на широкую щель, прорубленную в толще скалы. — Смотрите сами — почти во всем городе нет света. У них, видно, тоже выключилось электричество. Если бы бомба взорвалась у нас, весь город, думаю, от нее бы не пострадал. А толчки, которые мы ощущали, были долгими, не такими резкими и короткими, как при взрыве. Уверен, мы все теперь хорошо знаем, как это бывает при взрыве.

Аксель всмотрелся в непроглядную тьму ночи, которую обычно разгонял залитый яркими огнями город. Сейчас же о его существовании можно было лишь догадаться по немногим пятнам света, разбросанным там и сям. Аксель повернулся лицом к столпившимся за ним монахам, переводя глаза с одного лица на другое, словно хотел запомнить каждого поименно.

— Ладно, — решил он, — опускайте подъемник, но пусть отсюда уйдут все, кто впрямую не занят подъемом. И не поднимайте платформу, пока я не расставлю здесь стражей. Пусть и землетрясение, но рисковать я не желаю.

Монахи Вознесения напряглись, тормоз отпустили. Деревянная платформа подъемника, висевшая на тросах, заскрипела, как мачты парусника под шквалом бури, и скрылась из виду.

За долгие годы Цитадель обзавелась многими новшествами, но принципы работы платформы Вознесения практически не изменились. Точно так же здесь встречали посланцев племен, приходивших десятки тысяч лет назад издалека, чтобы внести посильный вклад в дело святых праведников, живущих на горе. Пищу и разнообразные вещи, приносимые в дар, клали на деревянную платформу, а потом она вручную поднималась в пещеру, получившую название «Пещера доброхотных приношений».

Тем же путем в Цитадель поступал приток свежих сил.

Новичков поднимали наверх по одному, и эта церемония, которая проводилась дважды в год — в дни летнего и зимнего солнцестояния, — получила название «Вознесение». Сам процесс подъема новичков наверх усилиями монахов в чреве горы носил продуманно символический характер — вот почему подъемную систему не стали совершенствовать. Бывали дни, когда вершина горы целиком скрывалась за низко нависшими тучами, и в таких случаях новичок в буквальном смысле поднимался за облака, словно попадая на небеса. Этот театральный прием святых отцов был весьма зрелищным, он и поныне собирал огромные толпы зевак. Весь ритуал приобрел такую популярность, что множество людей собиралось поглазеть даже на еженедельную доставку в Цитадель припасов. Туристы охотно фотографировали на память возносившуюся к вершине горы скрипучую деревянную платформу, на которой стояли мешки с мукой и клетки с живыми курами.

Но сегодня мало кто увидит ритуал Вознесения. Древний город будто вымер, а пещера приношений быстро опустела, как и приказал брат Аксель. В ней остались только главы монашеских разрядов, два монаха Вознесения, вращавшие колесо, да еще пять стражей в красных сутанах. Они один за другим вынырнули из мрака подземелий и заняли позиции у самого края шахты подъемника, погрузив руки в широкие рукава, в которых было спрятано их оружие.

Белая ткань появилась на главном тросе, намоталась на ось колеса — значит, платформа опустилась вниз уже почти до упора.

— Стой! — скомандовал один из монахов Вознесения, взял все на себя и медленно-медленно отпустил трос еще немного, пока маркер на колесе не встал прямо против глубокой зарубки в каменном своде пещеры.

В ста метрах ниже платформа мягко коснулась плоской каменной поверхности, на которой складывали приношения. Один из монахов в коричневой сутане потянул храповой рычаг, заклинив колесо, потом тяжело прислонился к огромной оси и посмотрел, как замирает звонивший до этого колокол.

После торжественного звона в пещере воцарилась глубокая тишина. Никто не произносил ни слова, даже не шевелился. Взгляды всех устремились на тросы, извивающиеся в темноте змеями: они слегка подрагивали, пока внизу чем-то нагружали платформу. Потом в пещере эхом отдался отрывистый лязг, сообщивший о том, что платформа загружена и ее можно поднимать. Коричневые сутаны снова налегли на колесо, отпустили тормоз и стали тянуть платформу вверх по склону горы.

— Больно уж она тяжелая, — вымолвил один из монахов, налегая на колесо в привычном размеренном ритме. — Минуты через две будет здесь.

— Ты только поднимай ровно и без спешки, — сказал ему брат Аксель, не сводя глаз с темного прямоугольника ночи, видневшегося через шахту подъемника. Аксель подвинулся еще ближе к краю, механически сунув руку в рукав сутаны.