Копенгагенский разгром - Лев Портной
Шрифт:
Интервал:
— Я стараюсь, стараюсь, сударь, — заверил меня Жан.
— Почему вы не бросили шпагу? Было бы легче плыть! — промолвил кто-то.
— Странный вопрос, — буркнул я и добавил: — Гребите! Гребите скорее! Женщине нужна срочная помощь!
— Это за нею вы отправились на тот корабль? — спросил Тезигер.
— Фредерик! — закричал я вместо ответа. — Ты должен был давным-давно прекратить эту бойню, а устроил себе морскую прогулку!
— Мы попали на «Elephant», — сказал он.
— Я помню, — кивнул я. — Мы вместе стартовали оттуда.
— Нет-нет, — замахал он руками. — Не «Elephant», а «Elephanten». Это датский корабль.
— Да уж, слонам явно сделалось тесно.
— Там нам дали провожатых, — добавил Фредерик Тезигер, указав на датчан-офицеров.
Те улыбались и смотрели на меня так, словно хотели согреть теплом своих глаз. Эх, знали б они, как я «удружил» им подделкой приказа.
Гребцы налегали на весла, и расстояние между нами и шлюпкой Феклистова сокращалось. Однако до берега им оставалось совсем немного.
— Уйдет, негодяй, — поморщился я и, протянув руку за оружием, попросил солдата: — Ну-ка, дружок, дай-ка мушкет.
Теплый свет в глазах датчан сменился изумлением. Я вскинул мушкет и прицелился. Датчане с возмущением что-то загоготали на своем языке.
— О, черт! Воленский! Ты опять за свое! — закричал Фредерик Тезигер. — Мы идем под белым флагом!
— А я не собираюсь стрелять в датчан. У нас тут междусобойчик! Так и скажи им! — я кивнул на датского офицера, схватившегося за пистолет.
Капитан Тезигер что-то сказал датчанам, а я спустил курок, прогремел выстрел, пуля ударила в корму шлюпки. Солдаты Феклистова с удвоенной силой налегли на весла. По баркасу прокатились возмущенные голоса.
— Черт! Воленский! — закричал по-русски Фредерик Тезигер. — Ты стреляешь по англичанам!
— На той шлюпке такой же англичанин, как ты русский, — ответил я и добавил: — Я стреляю по дезертирам.
— И впрямь, — в недоумении пробормотал капитан Тезигер. — Кто они такие? И почему плывут к берегу?!
Датский офицер что-то залопотал, показывая то на меня, то вслед шлюпке Феклистова.
— По-моему, он настаивает, чтобы я выстрелил еще раз, — промолвил я.
— Воленский! — взревел Тезигер. — Он требует, чтобы ты не направлял мушкет в ту сторону! Там находится кронпринц Дании!
— Ладно-ладно, — сдался я. — Только поторопитесь, а то эти ребята перехватят инициативу!
Шлюпка с Артемием Феклистовым причалила к берегу. Мы увидели, как он сам и его солдаты вышли на сушу и подняли руки.
— Черт подери! — возмутился Фредерик Тезигер. — Кто позволил этим негодяям позорить честь английского мундира?!
— Я же говорил, нужно было подстрелить их, — сердито ответил я.
Сопровождавшие нас датчане с любопытством следили за происходящим на берегу и что-то лопотали на своем языке.
— О чем они говорят? — спросил я Тезигера по-русски.
— Паршивое дело, — буркнул он. — Датчане полагают, что раз англичане сдаются, значит, перевес на их стороне, а наш ультиматум — блеф!
Я подумал, что поступок Феклистова принесет пользу России. Выходило, что один русский, то есть я, развязал войну между Англией и Данией, а другой, в смысле Феклистов, добьется поражения англичан. Но Фредерик Тезигер теперь был иного мнения.
— Черт подери, Воленский, почему ты не пристрелил его?! — воскликнул он.
Баркас причалил к берегу. Тезигер и датчанин поднялись на пирс, навстречу им спешил какой-то офицер. Датчанин жестом попросил делегацию задержаться и отправился докладывать, кто мы и с какой целью прибыли. Офицер выслушал, что-то ответил, и датчанин позвал Тезигера:
— Идемте! Нас представят кронпринцу Фридриху и генералу Линдгольму! Но вы должны сдать оружие.
Все это я наблюдал, будучи занят хлопотами о виконтессе. Тезигер вершил историю, а я вынес на берег израненную Элен де Понсе. Жан Каню суетился вокруг нас и больше строил сострадательную физиономию, чем помогал. Я попросил датских солдат немедленно доставить даму в госпиталь. Какой-то офицер скинул свой плащ на деревянный настил, и я уложил виконтессу.
— Андрэ… Андрэ… — шептала она.
— Все будет хорошо, — успокаивал я Элен.
В то же время я старался не упускать из виду ни делегацию во главе с капитаном Тезигером, ни дезертиров с Артемием Феклистовым. И те, и другие вели переговоры: одни о капитуляции Дании, другие о своей капитуляции.
— Андрэ… если бы ни Николь, все могло быть иначе, — шептала Элен.
— При чем здесь Николь? — буркнул над ухом мосье Каню.
Я рассердился, полагая, что мадемуазель де Понсе больше притворяется, нежели и впрямь страдает от ран.
— А как же лейтенант Феклистов, капитан Годен и барон фон Нахтигаль? — спросил я. — И с ними Николь помешала?!
— С тобой все бы было по-настоящему, — слабым голосом ответила Элен.
Она смотрела на меня глазами, полными боли, мольбы и отчаяния. И я поймал себя на мысли, что и впрямь непременно купился б на этот взгляд, если бы Николь не околдовала меня раньше виконтессы. И что теперь?! Первая оказалась легкодоступной девицей, а вторая мало того что столь же доступной, так еще и преступницей. И я должен был приложить все силы, чтобы доставить ее в Санкт-Петербург, а там… пусть государь император решает. Доставить ее… или Артемия Феклистова.
— Элен, Элен, — я покачал головой. — Ну зачем ты утопила деньги?!
— Чтобы вы не поубивали друг друга, — прошептала она.
Расторопные датчане подогнали подводу. Два бюргера из народных ополченцев подняли на плаще мадемуазель де Понсе. Один из них, заставший окончание нашего разговора, на ломаном французском спросил:
— Что она говорит? Что-то просит?
— Горячка, — ответил я. — Она просто бредит.
Он уставился на меня непонимающими глазами. Я огляделся. Фредерик Тезигер передавал оружие адъютантам кронпринца. Сам августейший отпрыск, руководивший обороной Копенгагена, выжидал, окруженный генералами. А чуть в стороне Артемий Феклистов протягивал шпагу датскому офицеру.
Я наклонился, поцеловал Элен в губы и сказал ей:
— Прощай! Могло быть по-настоящему, но не вышло! — и добавил датчанину: — В госпиталь! Скорее в госпиталь! Жан, проследи за этим.
И вдруг виконтесса сказала по-русски:
— Значит, ты просто попользовался мною…
Ее слова — вернее, то, что она знала русский язык, повергло меня в шок. Я вспомнил, как в Лондоне затащил ее в постель со словами «я хотел попользовать вас». Невыносимый стыд охватил меня. И чтобы как-то приглушить эти чувства, я выхватил шпагу и с криком ринулся вперед:
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!