Дочь пекаря - Сара Маккой

– Сейчас? – Мартовский дождь острыми ледяными иглами колол лицо. – Они же замерзнут насмерть.

– Охрана этого и хочет. Пули нужны для солдат в Берлине.

– Но Йозеф, – сердце у Элси заколотилось, – он в Дахау.

– Да. – Фрау Раттельмюллер отвернулась. – Он тоже выполняет это поручение.

– Ему поручили убить кучу людей?

Йозеф никогда не обсуждал с ней своих дел. Она полагала, что его служба связана с горной командой, а не с еврейскими лагерями. Слухи о жестокостях и массовых смертях в Дахау ходили уже несколько лет. Слишком страшно, проще не верить. Таковы ее сограждане. Элси не верила, что Йозеф способен на это зверство. Колкий дождь обжигал щеки.

Фрау Раттельмюллер склонилась ближе:

– Наш человек может подкупить охранника. Тот притворится, что не заметит побега. Там две девочки, родственницы моего…

Хрустнула ветка. Фрау обернулась. С ветки взлетел воробьишка. Она шепотом продолжала:

– Как только они придут, я переправлю их в Швейцарию. К друзьям.

– Вы тоже поедете?

– Я слишком стара. Только замедлю дело. – Пауза. – Я пришла, потому что мне нужна помощь со взяткой. Я отдала все, что могла, но этого не хватит.

Элси попятилась. Так вот в чем загвоздка. Старуха требует денег. Может, так она и покупала хлеб каждый день – выманивала у людей монеты? Элси вгляделась в фрау Раттельмюллер. Вуаль по краям истрепалась; подол обвис; чулок нет, несмотря на погоду; костлявые руки покраснели. Непохоже, чтоб она поглощала булки и сласти.

Но у Элси ничего не было. В кассе денег мало, папа сразу заметит. Она потерла замерзший лоб и вдруг под снегом и дождем увидела красные отблески рубинов. Как легко она забыла слово, данное Йозефу, который уехал и не писал обещанных писем.

– Вот. – Она сняла кольцо. – Этого должно хватить.

– Кольцо с твоей помолвки? – Фрау взяла его, но нахмурилась. – А что ты скажешь родителям и Йозефу?

Элси потерла вдруг потеплевшие пальцы.

– Скажу, что отдала его для спасения Родины. Фрау кивнула:

– Твоя сестра Гейзель была храброй, но у тебя сердце пророка Даниила.

Элси поморщилась на это «была». Отвернулась, покачала головой:

– Это чужое кольцо.

Фрау Раттельмюллер сжала ее руку:

– Есть еще люди, которые помнят, что Божьи законы превыше человеческих. – Ее голос пресекся. – Только на них все и держится. Я давно поняла, что мертвые не спасут живых. Только мы. Пока есть жизнь, есть надежда. – Она собралась уходить.

Элси задержала ее. Может, попробовать?

– Я тоже хочу вас попросить. – Элси вдохнула, и льдистый воздух сдавил ей горло. Сучья хрустели под ледяной крупой. Каждый шепот опасен, каждое движение подозрительно, но Тобиас теперь – близкий человек. Каждый лишний час в укрытии – на час ближе к разоблачению и гибели. Если есть возможность спасти его, надо ее использовать. – Помните, вы сказали тогда, что можете отправить Тобиаса с другими. А сейчас? Сможете вывезти его из Германии?

Фрау Раттельмюллер сжала клюку и тихо пробормотала:

– Элси, теперь слишком опасно. Его переезд ко мне всех нас сведет в могилу.

Ветер носил смерчи мокрого снега.

– И он слишком мал и слаб для такой погоды. – Фрау покачала головой.

Элси представила себе острые коленки и локти Тобиаса, его маленькие мочки, выглядывающие из-под колпака. Фрау права. Он слишком слаб. Может не пережить непогоды.

– Прости меня, – сказала фрау Раттельмюллер. – Поверь, если б не так опасно, я бы попробовала. А сейчас вокруг пекарни день и ночь гестапо бродит. Может, это Йозеф их приставил, не знаю, но они следят. Не могу я друзей подвести.

Элси кивнула. По ночам она видела фары на улице, но думала, что патрулируется весь Гармиш. Оказывается, это не везде, а только вокруг пекарни. Колени у Элси подогнулись.

– Я помогу тебе, как смогу, – продолжала фрау Раттельмюллер, – но тут – никак.

Элси не вправе винить старуху за благоразумие. Лишних предосторожностей не бывает. Если дергаться, погибнут люди. Тобиас останется у нее. И тут она вспомнила:

– У него сестренка в лагере. Циля. Работает со швеями. Спасите ее, пожалуйста? – Сделать для Тобиаса хоть что-нибудь.

– Хорошо. – Фрау Раттельмюллер стукнула клюкой по заледеневшему булыжнику. – Если она там, мы возьмем ее в Швейцарию.

Элси кивнула:

– Скажите ей, что ее брат жив и говорит о ней с большой любовью. Обещает ее найти. – Она выдохнула столб пара. – Он будет ждать ее с голубыми лентами.

– С голубыми лентами?

Элси слегка улыбнулась:

– Она поймет.

Залаяла собака, и женщины вздрогнули.

– Иди. – Фрау повернулась и поковыляла по скользкой дорожке.

Потрясенная Элси набрала охапку дров; занозы кололи ей руки. Юлиус на кухне уже расправился с пряником и принялся за булку с последним маслом и вареньем. Элси свалила дрова у печи и прокашлялась, чтобы говорить с племянником решительно. Она знала натуру Юлиуса: лучше лишний раз не раскрываться.

– А бабушка поела? – спросила она.

Мальчик хрустнул булкой и помотал головой.

– Тогда оставь ей, ты же не один.

Папа отвлекся от пористых черных хлебов и глянул на Юлиуса. Тот продолжал жевать.

– Ты слышал тетю Элси, сынок? – спросил папа.

Юлиус проглотил булку.

– Я тебе не сынок.

Папа стиснул скалку.

– Элси. – Его голос прогремел в кухне, отозвавшись во всех кастрюлях и сковородках. – Отнеси маме завтрак. Я хочу поговорить со своим внуком.

Мама открыла для Юлиуса последнюю банку вишневого варенья. Элси зачерпнула его чайной ложкой, положила на тарелку, взяла горячую булочку с полки и отправилась к маме, радуясь, что племянник наконец отведает настоящей отцовской дисциплины.

Утренняя суета пошла на спад. Мама раскладывала печенья на подносе, чтоб их скудость не так бросалась в глаза.

– Ach ja, как красиво, – нежно пробормотала она.

Элси показала ей тарелку:

– Принесла тебе поесть.

Мама отмахнулась:

– Положи в корзину к остальным. Нам нужны лишние деньги. Я не голодна.

Элси поставила тарелку за кассой:

– Ешь. Ничего хорошего, если ты заболеешь и сляжешь.

Мама взяла булочку, но не надкусила.

– Вишневое. Твое любимое. – Элси протянула ей нож. С возвращения из Штайнхёринга мама ела мало.

Элси беспокоилась.