Эволюция красоты. Как дарвиновская теория полового отбора объясняет животный мир – и нас самих - Ричард Прам

Стридуляция крыльями у красношапочного королькового манакина представляет собой не просто причудливую, инновационную разновидность птичьего пения. Она также наглядно демонстрирует, что естественный отбор – не настолько всеобъемлющая и мощная детерминистская движущая сила эволюции, как принято считать. Некоторые эволюционные последствия полового влечения и выбора партнера не являются адаптивными. А некоторые можно признать даже откровенно упадочными. Естественный отбор – не единственный источник органических трансформаций в природе.

Насколько далеко может зайти этот регресс? Новые теоретические модели, разработанные в моей лаборатории, показывают, что упадок действительно может эволюционировать при условии косвенной расплаты за половые предпочтения. Более того, математические генетические модели сходных эволюционных процессов позволяют прийти к выводу, что расплатой за приобретение регрессивных брачных украшений[137] может стать полное вымирание популяции или всего вида в целом. Это означает, что вдобавок к признанию роли полового отбора в возникновении новых видов мы должны признать и то, что половой отбор может способствовать их упадку и вымиранию. Стоит ли тогда удивляться, что многие из самых красивых и эстетически совершенных видов в мире являются заодно и самыми редкими? По-моему, не стоит.

Единожды допустив саму возможность эволюционной деградации, мы тут же начинаем замечать, что это явление в природе не такая уж редкость; в нем даже нет ничего необычного. Существует множество других примеров, когда половые предпочтения самок приводят[138] к возникновению «женской версии» брачных украшений, которые для самок совершенно бесполезны. Этот феномен стал причиной жарких дебатов между Чарльзом Дарвином и Альфредом Расселом Уоллесом о природе межполовых различий в оперении птиц. Оглядываясь на их ожесточенные дискуссии сегодня, мы понимаем, что бесплодность полемики была неизбежна, так как ни один из оппонентов не имел ясного представления о генетике и механизмах наследственности. Однако сам по себе накал этих споров показывает, что данный предмет по-прежнему занимает центральное место в вопросе: действительно ли эволюция путем выбора полового партнера должна обязательно быть адаптивной, как на том настаивал Уоллес?

Существование бесполезных украшений у самок бросает серьезный вызов самой логике концепции «честного сигнала». Если приобретение брачных украшений и обладание ими достаточно дорого обходятся самцам с точки зрения энергетических затрат и выживания и если эта высокая цена играет ключевую роль в обеспечении честного сигнала, который несут эти украшения, то почему самки тоже платят эту высокую цену, если они не получают взамен никакой выгоды? С другой стороны, если обладание украшениями не наносит самкам ущерба и не влияет на их выживание, то каким образом эти же признаки могут служить явными и надежными индикаторами качества самцов? Эта дилемма, вынуждающая усомниться в непогрешимости теории адаптивного полового отбора, как правило, игнорируется и не выносится на рассмотрение.

Как и деформированные локтевые кости красношапочного королькового манакина, некоторые из наиболее броских примеров такого явления тоже связаны с признаками, возникающими на ранних стадиях онтогенеза. Например, у самца синеголовой великолепной райской птицы (Cicinnurus respublica), обитающей на западе Новой Гвинеи, верхняя часть головы покрыта голой кожей ярко-голубого цвета, исчерченной тонкими полосками из очень коротких черных перьев. Эта причудливая голубая тонзура – лишь одно из примерно дюжины ярких украшений, которые самец демонстрирует во время брачного танца, и самка рассматривает их с очень близкого расстояния. Самец синеголовой великолепной райской птицы исполняет свой брачный ритуал, сидя на стволе тонкого деревца посреди пятна голой земли в подлеске. Когда самка приближается к самцу сверху, он разворачивает свой блестящий зеленый нагрудный щит из перьев, задирает ярко-красный хвост с двумя тонкими закрученными зелеными перьями и вжимает голову в плечи, демонстрируя ярко-голубое темя с черным рисунком. И хотя самки этого вида не испытывают ни малейшей нужды в подобном украшении, они тем не менее имеют точно такую же голую тонзуру на голове, пусть и немного более тусклого цвета.

Самец синеголовой великолепной райской птицы (Cicinnurus respublica) (внизу) демонстрирует самке (вверху) голые ярко-синие участки кожи без перьев на шапочке. У самки такая же шапочка, но более темного оттенка. Фотограф Тим Ламан

Подобное можно наблюдать у самцов и самок южноамериканской птицы-капуцина (Perissocephalus tricolor) из семейства котинговых, родственной манакинам и тоже с токовой системой спаривания, которые имеют однотипное украшение в виде участка голой голубоватой кожи на голове, абсолютно не используемое самками.

Как и деформация крыла манакинов, появление участков совершенно голой, яркоокрашенной кожи у птиц требует эволюционных изменений в распределении на коже перьевых фолликулов[139], которые развиваются у эмбриона очень рано – до начала половой дифференциации. Для формирования голой кожи на темени у синеголовой великолепной райской птицы и у птицы-капуцина необходимо подавление развития перьевых фолликулов на этих участках кожи эмбриона. Таким образом, склонность самок выбирать самцов с сексуально привлекательными плешами на голове приводит к сопряженной эволюции бесполезной, а то и регрессивной лысины у самок.

Можно ли действительно считать, что участки голой голубой кожи на голове вредны для выживания самок синеголовой великолепной райской птицы и птицы-капуцина? Естественно, наличие яркого голубого пятна на темени наверняка повышает для самки риск гибели от хищников, когда она в одиночестве насиживает кладку в своем открытом гнезде. Следовательно, вполне вероятно, что эти бесполезные для самки украшения наносят ущерб ее способности к выживанию и плодовитости. В любом случае они никак не могут считаться адаптациями, поскольку никоим образом не повышают приспособленности самки к среде ее обитания.

Примером того же самого феномена является ярко-оранжевый «ирокез» на голове самца гвианского скального петушка. Обычно перья на голове птицы растут из фолликулов в направлении хвоста, так что они лежат на поверхности черепа гладко и создают ровный контур оперения. Однако в очень необычном хохолке самца гвианского скального петушка перья с обеих сторон темени растут в направлении средней линии головы, из-за чего они и встают дыбом, образуя элегантный и броский гребень – «ирокез». Дело тут не в том, что перья на темени изгибаются к центру, а в том, что сами перьевые фолликулы развернуты на девяносто градусов по часовой стрелке на правой стороне головы и на девяносто градусов против часовой стрелки на левой стороне головы, вследствие чего в итоге теменные перья растут навстречу[140] друг другу. Очень изобретательно, верно? И точно так же, как кости крыла или плеши на голове, решающая ориентация перьевых фолликулов[141] задается непосредственно при их закладывании, примерно на 7-й или 8-й день развития эмбриона, когда его пол еще не определен. Опять же, как мы могли бы догадаться заранее, при ближайшем рассмотрении тускло окрашенной бурой самки гвианского скального петушка видно, что изящные коричневые перышки на ее темени тоже повернуты на девяносто градусов с каждой стороны от средней линии головы, образуя едва заметное возвышение – недоразвитый хохолок. Разумеется, это свое скромное украшение самки никак не используют.