Девочка в гараже. Реальная история приемной мамы - Дебра Мерк

– Позвони попозже, – шепнула она.

Я осталась одна. Трое растерянно уставились на меня. Не знаю почему, но я сочла своим долгом объявить о рождении ребенка – и, перейдя незримую границу посреди коридора, смущенно вторглась на чужую территорию.

– Девочка, – прошептала я, словно мне полагалось хранить эту тайну.

Все мы улыбнулись друг другу, и на миг возникло ощущение, будто все мы – члены одной семьи, радующиеся прибавлению в наших рядах. Но момент тут же был омрачен напоминанием, кто мы на самом деле, и мы снова напустили на себя серьезный вид.

– Спасибо, – сказала Джилл, все трое встали и направились к лифту. И все? Они уходят?

Я дождалась, когда они скроются из виду, а затем поспешила в детскую палату – как раз в ту минуту, когда в больничном коридоре начало включаться дневное освещение.

Через смотровое окно детской я увидела, как медсестра купает новорожденную. Недовольный младенец ревел и размахивал крохотными кулачками, оповещая всех о своем возмущении. Я улыбалась, а по моим щекам градом катились слезы. Отец Небесный, ты чудо.

Карен только начинала приходить в себя. Мне предстояло вернуться в больницу еще раз, попозже. А пока пятеро детей у меня дома просыпались и собирались в школу. Им понадобится утолить голод и выслушать утренние наставления от мамы. Завтрак, застилание кроватей, чистка зубов и одевание заполнят следующий час. Я направилась домой. На этот раз – без милой малышки в детском кресле. Сначала надо было предстать перед судьей и дождаться, когда решится будущее этого младенца.

Тревожно было думать о том, что вопрос с опекой так и остался нерешенным. Мы ожидали, что представители УДС явятся на слушание, оспаривая у нас опеку. Некоторое утешение доставляли мысли о том, что наш с Карен адвокат будет руководить нами в этом испытании. И, что еще важнее, я знала, что и Бог будет присутствовать в зале суда. И я вверю судью в руки Божьи.

Ведя машину по шоссе к повороту на Гуз-Эгг-роуд, я вспомнила Притчи (Притч 3:5): «Надейся на Господа всем сердцем твоим, и не полагайся на разум твой». Эти слова Писания повторяла мысленно всю дорогу домой, к ждущим меня детям.

Где-то в полдень позвонила адвокат. Слушание назначили на следующее утро, на десять часов, в кабинете судьи. УДС определенно попытается отвоевать опеку. Я не рвалась в судебные сражения против бывших союзников, но, слава богу, хоть ждать уже не придется.

День был полон забот: развезти детей, отработать в «Миссии спасения»… На ужин я привезла детям пиццу, чтобы самой успеть проведать Карен. Хелен и Чарльз с восторгом восприняли новость о малышке, Сэди вела себя тихо и сдержанно. Я позвонила Элу. Он пожалел, что его нет рядом, но обещал молиться за успех слушаний. Убедившись, что у детей все в порядке, я поцеловала их и уехала в больницу.

Надеясь на этот раз как следует разглядеть малышку, я всмотрелась в спящих младенцев. Они спали в ряд за смотровым окном детской. Мягкие каштановые волосы и пухлые щечки – вот и все, что мне удалось увидеть. На кроватке новорожденной девочки значилась фамилия Бауэр. Светло-зеленым больничным одеяльцем ее спеленали туго, как буррито. Реснички были длинными, пушистыми. Порой малышка причмокивала крошечными губками. Я невольно заулыбалась. Малышке явно снилась еда.

– Прошу прощения, – обратилась я к медсестре у поста, – вы не подскажете, в какой палате Карен Бауэр?

Женщина подняла на меня глаза, очки для чтения съехали ей на кончик носа.

– Она в отдельной палате возле детской. Только предупредите дежурную сестру. Вы капеллан из тюрьмы? Она говорила, что вы, скорее всего, придете.

Хорошо, что меня ждали!

– Мы понимаем, что у вас есть право навещать ее. Вы же знаете, она под надзором, – женщина улыбнулась и снова застучала по клавиатуре.

Я вошла в детскую палату. Дежурная сестра что-то записывала в папку.

– Вам помочь? – спросила она.

– Мне сказали, вы могли бы показать, где Карен Бауэр. Я к ней с посещением.

– Вы капеллан?

Я кивнула.

Ее руки были заняты, поэтому она мотнула головой, указывая на дверь рядом со мной.

– Открывайте. Она там.

Комната была размерами немногим больше кровати, на которой лежала Карен. Небольшая полка с раковиной и реанимационной аппаратурой придавала помещению тесный и стерильный вид. Я тихонько закрыла дверь за собой и на цыпочках подошла к кровати справа. Карен спала, ее левое запястье было пристегнуто наручником к бортику кровати.

Вот, значит, как? Они что, думают, что она способна сбежать сразу после кесарева? Мне пришлось напомнить себе, что она созналась в убийстве, и меры предосторожности необходимы. Несколько минут я смотрела, как она спит. Прежде чем разбудить ее, я вспомнила, что однажды прочла на табличке в христианской школе моих детей: «Грех всегда уводит тебя дальше, обходится дороже, держит дольше, чем ты того хочешь». Карен воплотила этот принцип в жизнь и теперь должна была расплачиваться до конца своих дней. А мне оставалось только подарить ей несколько лишних минут сна и отдыха от последствий.

Вдруг я поняла: сражаться с грехом Карен – не мое дело. Мне хватает и собственных. Подобно апостолу Павлу, я делала то, чего не хотела, и не делала того, что должна была. Но Бог обещал простить и Карен, и меня – простить и очистить от всякой неправды. Мне надлежало помнить об этом.

Карен глубоко вздохнула. Она просыпалась. Приподнялись веки. Она слабо улыбнулась мне, попыталась повернуться, опираясь правой рукой, но это ей удалось с трудом: левая рука в наручнике была почти неподвижна.

– Ой! – Она отклонилась вбок. – Забыла про швы!

Она слабо засмеялась.

– Как себя чувствуете? – шепотом спросила я.

– Кажется, ничего, – она приподнялась на левом локте, пытаясь устроиться поудобнее. – Проспала почти весь день. Не знаю, что они сделали, но я полностью отключилась. Который теперь час?

Я оглядела палату. Часов здесь не оказалось. Припоминая, когда выехала из дома, я предположила:

– Наверное, где-то полвосьмого вечера.

– Вам удалось увидеть ее? Я еще не видела. Мне ее не приносят, я под строгим надзором. Перед кесаревым меня привязали за обе руки, а потом дали наркоз. Я была без сознания, поэтому не видела ее. А я просто хотела взять ее на минутку. Не знаю, когда меня отправят обратно в тюрьму, но вряд ли продержат здесь долго. Вот бы повидать ее перед отъездом!

Как мать, я искренне сочувствовала ей. Я представить себе не могла, что было бы со мной, если бы я не могла увидеть моего малыша или взять его на руки. Но таковы были правила. Не следовало рассчитывать на жалость к матери, родившей ребенка уже после того, как убила другого.

– А про имя вы уже подумали? – спросила я, чтобы перевести разговор на какой-нибудь позитив.