Если в сердце живет любовь - Люси Бродбент

— Вот увидишь, операция пройдет успешно, — успокаивает Бретт и исчезает. Возвращается через несколько минут, сжимая в руках конец длинной лестницы — второй конец держит слегка обескураженный сантехник. Лестницу приставляют к забору, а бугенвиллею прикрывают плотной тряпкой, чтобы не так кололась. Из соседнего сада доносятся голоса.

Бретт залезает на лестницу, смотрит вниз и благодарит любезных соседей:

— Больше вам спасибо. Извините, что доставили столько хлопот.

— Рады помочь, — отвечает мужской голос.

— Мамочка, что мы делаем? — спрашивает Тэкери.

— Кажется, играем в солдат, — объясняю я. — Прокладываем новый путь.

— Как интересно! — Мальчик в восторге.

— Ну что, сможешь перелезть? — серьезно обращается к нему Бретт.

— Конечно, смогу. — Тэкери надувается, стараясь выглядеть больше и взрослее.

Он отважно карабкается по лестнице, а Бретт поднимается следом, чтобы подстраховать. Наконец, малыш уже наверху. Спуститься помогает добрый сосед. Теперь моя очередь. Проклинаю короткую узкую юбку и лезу.

— Не смей подглядывать, — сурово приказываю Бретту: он и меня тоже страхует.

— Избави Боже, — клянется он и озорно улыбается.

— Чрезвычайно вам признательна. — Оборачиваюсь напоследок и благодарю директрису и нескольких мам: все они собрались, чтобы подержать лестницу. Что и говорить, подобное зрелище увидишь не каждый день.

И вот, наконец, сидим втроем в такси и благополучно едем в Бель-Эйр. Тэкери устроился у меня на коленях, потому что детского кресла не нашлось. Путь открыт, вокруг не заметно ни одного фотографа. Чувство свободы пьянит, сознание счастливого избавления кружит голову. Живо обсуждаем, как толпа репортеров караулит мою машину, и весело смеемся.

— Представляю, как у этих нахалов вытянутся физиономии, когда за руль сядет сантехник, — хихикаю я.

— Мы победили, — торжественно объявляет Бретт. — Только подумай, как они там стоят и чешут затылки.

Тэкери опускает стекло и выглядывает, с удовольствием подставляя лицо теплому ветру. И вдруг меня осеняет.

— А что ты делал около школы? — с подозрением спрашиваю я.

Бретт заметно теряется и, кажется, даже смущается.

— Хочешь услышать правду?

— Только правду, и ничего, кроме правды.

— Не считай меня маньяком-преследователем, но иногда прихожу и смотрю, как ты забираешь Тэкери из школы. Мне нравится наблюдать за ним… — Бретт на секунду замолкает, — и за тобой.

Почему-то становится слегка не по себе. Вот уж точно, маньяк-преследователь. Просто стоит и следит за нами? Да как он смеет?! Кто дал право?

Сейчас приеду домой и первым делом позвоню в полицию. Думаю о том, что именно следует сказать, и вдруг замечаю, как Бретт смотрит на Тэкери. Кажется, ему действительно интересно.

— Мне нравится видеть его счастливое личико, — продолжает он. — Нравится смотреть, как малыш выскакивает, прижимая к груди рисунки и чемоданчик для завтрака. А ты кажешься такой спокойной, уверенной, довольной. И очень-очень красивой. Материнство тебе идет.

Напоминаю себе, что лесть следует пропускать мимо ушей.

Такси мчится по бульвару Сансет, мимо Пинк-Пэлис — особняка, знаменитого бассейном в форме сердца. Когда-то он принадлежал Джейн Мэнсфилд. Высокая живая изгородь сияет изумрудной зеленью, особенно яркой на фоне розовых стен.

— Смотри-ка, какой хитрый номер. — Бретт показывает на номерной знак идущей впереди машины. На нем написано: «2FKNFST» — «Слишком быстро, черт возьми».

— Не понимаю, — серьезно признаюсь я.

— «2FKNFST» означает «Too fucking fast» («Слишком быстро, черт возьми»), — поясняет Бретт.

— Да нет, я говорю, что не понимаю тебя, а не знак. Когда Тэкери родился, ты и ухом не повел. Что же случилось сейчас?

— Был дураком, — признается Бретт с непроницаемым видом. Он сидит боком, спиной к двери — так удобнее смотреть на нас. — Понимаю, что не имею права надеяться на возвращение в вашу жизнь, и все-таки…

— Тсс! — Прикладываю палец к губам. Нельзя. Подобные разговоры не для ушей Тэкери.

Такси сворачивает на Стоун-Кэньон-роуд с изящными живыми изгородями и ажурными решетками. Руководствуясь подробными указаниями, водитель везет нас сквозь лабиринт элегантных особняков и аккуратно подстриженных лужаек. И вдруг вместо собственных электронных ворот вижу толпу фотографов и репортеров. Можно было предположить, что они и сюда доберутся. О Господи! Неужели покоя не будет больше никогда?

— Остановитесь! Быстрее! Поворачивайте обратно! — кричу я таксисту. — Придется сначала отвезти тебя, — говорю Бретту, вне себя от волнения. — Нельзя позволить папарацци сфотографировать нас вместе возле моего дома. Адам с ума сойдет. Кстати, а где твоя машина? — В суматохе даже в голову не пришло, что его машина тоже осталась где-то недалеко от школы.

— Я приехал на мотоцикле. Завтра заберу, — невозмутимо отвечает Бретт. Называет водителю адрес, и машина едет в новом направлении.

* * *

— Мам, хочу в туалет, — сообщает Тэкери, едва такси останавливается.

— Может быть, потерпишь? — жалобно прошу я. Страшно не хочется заходить в квартиру.

— Пойдем ко мне, — тут же услужливо предлагает Бретт.

— Нет-нет, спасибо, все в порядке. Тэкери немного подождет.

— Я не могу ждать.

— Можешь.

— Нет, не могу. Очень хочу.

— Иди на травку.

— Ты сама говорила, что на травку писают только собаки.

— Хватит спорить, — смеется Бретт. — Поднимайтесь наверх. Обещаю, что не укушу.

Обреченно вздыхаю, и все мы идем по лестнице на второй этаж, чего делать, разумеется, не следует. Бретт возится с замком, а я тем временем собираюсь с духом. Совсем не хочется встречаться с очередной «твинки» и восторгаться ее вкусом в обстановке квартиры. Не хочется считать зарубки на столбике кровати, созерцать фотографии подруг, восхищаться бесконечными победами. Зачем мне все это?

Квартира оказалась почти пустой: женская рука в ней определенно не чувствовалась. Посреди гостиной — диван без покрывала, возле окна — заваленный бумагами стол, по углам — стопки книг (книжный шкаф отсутствует), пара гитар, телевизор и старый потертый ковер на полу. Дверь в спальню открыта. Видна неубранная постель без изголовья, на полу валяется одежда.

Должна признаться, что видимое отсутствие «твинки» порадовало. Подумать только, что пришлось бы вести непринужденную беседу… однако вид квартиры меня неожиданно поразил, и мне трудно сдержать любопытство. Получив главную роль в третьем боевике, Бретт купил дом на Голливудских холмах — огромный особняк по немыслимой цене. Это произошло уже после нашего расставания, но я прекрасно помню, как читала о его коллекции машин, о дорогой экстравагантной мебели, о любви к роскоши. Журнал «Хелло!» как-то поместил огромную, во весь разворот, фотографию: Бретт Эллис возле собственного бассейна. Мистер Совершенство в обтягивающих белых плавках. Не хватало лишь пузыря изо рта, как в комиксах: «Девушки, смотрите, что у меня есть». Помню, как в ярости выдирала страницы и швыряла их в стену (судя по всему, психотерапевту не удалось окончательно снять проблему). Но смысл в том, что Бретт купался в богатстве. Так что же произошло? Куда все улетучилось?