Первый, случайный, единственный - Анна Берсенева

– Зачем?

– Укол тебе делать.

– Может, уже не надо? – спросил Георгий.

Он произнес это таким тоном, что Полина снова засмеялась.

– Ты уколов боишься? – спросила она.

– Да не в этом дело, – ответил Георгий, и Полина догадалась, что он боится не уколов, а Юру, или, скорее всего, просто не хочет с ним объясняться.

Но делать укол пришел не Юра, а девица неземной красоты – медсестра из Склифа. Если бы она сама об этом не сказала, Полина ни за что не поверила бы, что бывают такие медсестры. По ее представлениям, такие длиннющие ноги, русалочьи глаза и роскошные темные волосы могли принадлежать только фотомодели.

Георгий, как она заметила, просто офонарел, увидав такого ангела милосердия. У него даже рот слегка приоткрылся и вид стал такой идиотский, что Полина хмыкнула, подумав: «Какие же они все-таки незамысловатые!»

– Юрия Валентиновича сразу после дежурства у спасателей вызвали на операцию, – одарив больного чарующей улыбкой, сообщила медсестра. – Поэтому укольчик сегодня я сделаю, а перевязку завтра – он сам. Или опять я приду, если… – Она выдержала эффектную паузу и, сверкнув глазами, закончила: – Если Юрий Валентинович опять будет занят.

Полина хотела сказать, что в течение суток Юрий Валентинович, видимо, все-таки освободится, но не сказала, а вышла из комнаты. Просто ей не нравились чересчур самоуверенные красавицы. Впрочем, других ведь красавиц и не бывает…

На прощанье девица небесным голосом заявила пациенту, что с удовольствием зайдет его уколоть и завтра, и послезавтра, ей совсем нетрудно, потому что она живет в двух кварталах отсюда, а вот, кстати, ее телефончик.

– Полина! – позвал Георгий, когда входная дверь за медсестрой захлопнулась.

– Ну? – спросила она, останавливаясь на пороге комнаты. – Плохо укол тебе сделали, теперь надо компресс на задницу ставить?

– Укол в вену делали, – сказал он, – так что компресса не понадобится. Она до того на одну девушку похожа, что я глазам своим не поверил…

– Красавицы все похожи, – хмыкнула Полина. – Вернее, на мужчин воздействуют схожим образом. Сугубо эстетическим, до слюноотделения, – ехидно добавила она. – Так что, может, это вообще та самая красавица и была, про которую ты подумал.

– Не может. – Георгий улыбнулся, но улыбка вышла невеселая. – С той мы в чертановской квартире жили. Но ее уже нету.

– Почему нету? – удивилась Полина. – Стоит себе, как стояла, ты же даже вещи оттуда не перевез.

– Красавицы нету. Нины.

– А куда она девалась? – осторожно спросила Полина.

Что-то в его голосе больше не располагало ни к шуткам, ни к ехидству.

– Нету, – повторил Георгий.

Похоже, об этом он тоже не хотел сейчас говорить.

«Ну и не надо! – решила Полина. – Подумаешь, человек-загадка!»

– Полина, – вдруг спросил он, – по-моему, у тебя где-то здесь рисунки твои были. К «Мэри Поппинс». Я, помню, видел, когда мы квартирами менялись. Есть они сейчас?

– Ну, есть, – кивнула она. – А зачем тебе?

– Я бы посмотрел. Можно?

– Да можно, – пожала плечами Полина. – Только я их не закончила. Издатели разорились, и вообще…

«Вообще» – это было ее возвращение к Игорю, но об этом Полина вспоминать сейчас не хотела.

Она вышла в коридор, разворошила несколько банановых коробок, в которых хранились ее рисунки; она ведь так и не успела унести их из гарсоньерки. Иллюстрации к «Мэри Поппинс» нашлись в самой нижней коробке, они были вложены прямо в книгу, и Полина вместе с книгой принесла их Георгию.

– Наслаждайся высоким искусством, – сказала она, кладя книгу с торчащими из нее листами перед ним на одеяло. – А то лучше поспал бы.

– Слушай, я себя все-таки неудобно чувствую, – сказал он.

– Неудобно на потолке спать, – ответила Полина. – А тебе чего неудобно?

– Что ты на кухне спишь.

– А где мне спать? – пожала плечами Полина. – У тебя под крылышком? Это, между прочим, твоя квартира, забыл? А в той, чертановской… Ну, не могу я там жить, – сердито сказала она, сразу вспомнив надпись на зеркале.

– Я тоже… Ладно, это мы потом обсудим. Я, знаешь, только теперь как-то оглядываться начинаю. – Он улыбнулся; на этот раз улыбка получилась совсем детская. – Стены, потолок, покрывало…

– Опять покрывало!

– Нет, правда, Полин, говорят же: пелена с глаз спадает. Вот она только теперь и спадает, да и то медленно. Ты сказала, что я замок починил, а я даже не помню – как, когда… Ладно, спасибо за рисунки.

Полина зажгла бра над кроватью, выключила верхний свет и вышла из комнаты, неплотно прикрыв дверь. Наверное, боялась, что он опять потеряет сознание.

Георгий открыл книгу и сразу наткнулся на тот самый рисунок, о котором только и думал. Стоит Бездельник на крыльце, и шляпа у него с бубенчиками…

Рисунок был вложен в книгу на той странице, к которой он и относился.

«– Вот это восхождение! – воскликнул Король, присаживаясь и запахивая мантию. – Посижу недолго… а может, и долго. А ты иди дальше.

– Ты не будешь скучать? – спросил Бездельник.

– О, конечно, нет! С какой стати? Здесь так спокойно и красиво! Я могу сколько угодно и о чем угодно думать или, например, спать.

Сказав это, он растянулся на радуге, подложив под голову мантию. Бездельник наклонился и поцеловал его.

– Тогда до свидания, Король! – сказал он ласково. – Больше я тебе не нужен.

Он оставил мирно спящего Короля и, насвистывая, стал спускаться по радуге.

Он опять отправился бродить по свету, как бродил до того дня, когда повстречался с Королем. Он любовался миром вокруг, насвистывал, пел песни, ни о чем не беспокоился и жил только одним сегодняшним днем. Порой он бывал одет в роскошное платье, а порой – в лохмотья. Но где бы он ни появлялся, он всегда приносил удачу и счастье в тот дом, который давал ему кров…»

Георгий читал это, смотрел на нарисованного Полиной Бездельника в шляпе с бубенчиками, с беспечным и светлым взглядом, – и чувствовал, как слезы текут по его лицу, больше не подчиняясь воле.

Георгий выздоравливал так быстро, как будто уколы, которые делал ему Саша, были не пусть и полезным, но все-таки обычным пенициллином, а живой водой.

Хотя, скорее всего, причина такого быстрого возвращения сил была та же, что и причина их полного перед тем упадка.

Причина была только в состоянии его духа, а оно совершенно переменилось за те две недели, которые Георгий провел в комнате с белым потолком.

Ну, и разительная перемена условий тоже, конечно, сказывалась. Однажды он осторожно поинтересовался у Саши, почему охранник так безропотно приносит лекарства, да и вообще выполняет все его пожелания. Вроде, например, того, чтобы давали побольше мяса, потому что «сам видишь, Малик, человеку надо здоровье восстанавливать». Георгий что-то не помнил, чтобы за все время плена кого-нибудь из охранников волновало его здоровье, поэтому появление мяса, да еще явно свежей баранины, вызвало у него оторопь. И одежда – белье, тельняшка и камуфляжные штаны, которые оказались короткими, но зато чистыми, – была принесена по первому Сашиному требованию, хотя ясно же было: Малику наплевать на то, что прежняя одежда расползается на Георгии от каждого движения и вообще выглядит так, словно он полгода лежал в могиле.