Черная камея - Энн Райс

Когда Линелль узнала, что я ни разу в жизни не был ни водном музее, мы тут же сели в ее рычащую спортивную "мазду", врубили"технорок" и отправились на другой берег озера, в Новый Орлеан, чтобыполюбоваться чудесными картинами в Музее искусств, посетить новый океанариум,побродить по художественным галереям, а потом отправиться во Французскийквартал – просто так, чтобы развлечься.

Пойми меня правильно, к тому времени кое-что о Новом Орлеанея знал. Мы часто ездили на машине в великолепную церковь Успения Богоматери науглу Джозефин– и Констанс-стрит, хотя на дорогу уходило полтора часа. Но этобыл приход Милочки, и один из священников, служивших там, приходился ейдвоюродным братом, а потому был и моим родственником. Во время празднованияМарди Гра мы иногда приезжали к тетушке Рути, чтобы с крыльца ее домапосмотреть вечерний парад. Иногда мы даже проводили у нее в гостях целый день.

Но с Линелль я по-настоящему узнал город. Мы слонялись поФранцузскому кварталу, или бродили по букинистическим лавочкам на Мэгэзин-стрит,или заходили в собор Святого Людовика, чтобы зажечь свечку и помолиться.

Именно тогда Линелль подготовила меня к первому причастию ик конфирмации, и обе эти церемонии прошли накануне Пасхи в церкви УспенияБогоматери. Там собрались все новоорлеанские родственники Милочки плюс ещечеловек пятьдесят, которых я видел впервые. Но я был очень рад, что какподобает соединился с Церковью, и даже ненадолго увлекся религией. Я смотрел навидео все, что относилось к Ватикану, церковной истории или жизнеописаниямсвятых.

Меня особенно завораживал тот факт, что у святых быливидения, что некоторые из них воочию лицезрели своих ангелов-хранителей и дажеразговаривали с ними. Тогда-то меня и посетила мысль, что Гоблин далеко неангел и, должно быть, скорее послан из ада.

Линелль заявила, что это не так, а спросить мнение о Гоблинесвященника мне не хватило смелости, а может быть, желания. Наверное, яподспудно чувствовал, что Гоблина тут же заклеймят, назвав плодом болезненноговоображения. Временами я и сам так о нем думал.

Линелль поинтересовалась, не подстрекает ли меня Гоблин кчему-то плохому. Я ответил, что нет.

"В таком случае тебе вообще незачем говорить о немсвященнику, – заявила она. – Гоблин никак не связан с грехом.Доверься своему здравомыслию и сознанию. Священник способен понять Гоблина нелучше, чем обыкновенный смертный".

Возможно, сейчас это звучит двусмысленно, но тогда мне такне показалось.

В конечном итоге, я думаю теперь, что те шесть лет, что япровел с Линелль, были самыми счастливыми в моей жизни.

Естественно, я отдалился от Папашки и Милочки, но онирадовались, что я учусь, гордились моими успехами и ничуть не обижались. Крометого, после обеда мы с Папашкой по-прежнему играли на губной гармошке и болталио "старых временах", хотя Папашка тогда был еще совсем не стар.Линелль ему нравилась.

К ней потянулась даже Пэтси. Иногда она присоединялась кнам, и тогда мне приходилось втискиваться на узкое заднее сиденье спортивноймашины, а женщины болтали, сидя впереди. Мое самое острое воспоминание осовместной поездке с Пэтси имеет отношение к Гоблину – я разговаривал с ним, неумолкая, и тогда Пэтси рявкнула на меня, велев прекратить болтовню с этимотвратительным призраком, чем повергла Линелль в шок.

Пэтси робела перед Линелль, и та убедила ее терпимееотноситься к моей дружбе с Гоблином. Была и еще одна причина, которую, как мнекажется, я понимаю лишь сейчас, оглядываясь в прошлое. Все очень просто: то,что Линелль уважала меня, не только как друга Гоблина, но и как маленькогоТарквиния Блэквуда, заставило Пэтси разговаривать со мною намного чаще иискреннее, чем раньше.

Получалось, будто моя мать "не видела" личность,которой я был до того момента, как Линелль привлекла ее внимание ко мне, итогда слабый интерес вытеснил в ней снисходительную и высокомерную жалость –"Ах, мой бедненький, ах, мой маленький...", – которую Пэтсииспытывала ко мне раньше.

Линелль также оказалась большой любительницей популярныхфильмов, особенно тех, что она называла "готическими" или"романтическими", и приносила множество пленок, от"Робокопа" до "Айвенго", чтобы смотреть со мной по вечерам.Иногда на эти сеансы заглядывала и Пэтси. Ей нравился и "ТемныйЧеловек", и "Ворон", и даже "Красавица и чудовище" ЖанаКокто.

Не раз мы все смотрели "Дочь шахтера", фильм оЛоретте Линн, замечательной певице в стиле кантри, настоящей звезде, которуюПэтси просто обожала. И я наблюдал, что Линелль, разговаривая с Пэтси, довольнолегко переходила на язык "кантри". Это заставляло меня ревновать. Яхотел, чтобы моя романтичная, таинственная Линелль принадлежала только мне.

Однако за эти годы я кое-что узнал и о Пэтси, что мнеследовало бы предвидеть заранее. Рядом с Линелль Пэтси чувствовала себя глупой,и по этой причине их дружба начала слабеть и в один момент грозила вообщепрерваться. Пэтси не желала чувствовать себя ущемленной, а кроме того, неотличалась открытостью ума, что необходимо при обучении.

То, что она отвернулась от Линелль, меня не удивило, да, вобщем-то, и не тронуло. (Кажется, лебединой песней нашего зрительского триостала "Седьмая печать" Ингмара Бергмана.) Но был все же еще одинположительный момент: моей учительнице очень понравилась музыка Пэтси, она дажепопросила разрешения прийти послушать, а после очень хвалила Пэтси за то, чтоона делает со своим "оркестром", состоявшим из одного человека –"друга" по имени Сеймор, который играл на губной гармонике и ударных.

(Сеймор был полным ничтожеством, присосавшимся к Пэтси, вовсяком случае так я думал в то время. Судьба с лихвой наказала меня за Сеймора)

Пэтси была явно удивлена таким интересом и обрадована, такчто мы побывали на нескольких концертах в гараже, которые Линелль понравилисьбольше, чем мне. Не удивительно, что Гоблин тоже пришел в восторг и танцевал дотех пор, пока совсем не улетучился. Позже, когда Пэтси показала мне несколькоаккордов на электрогитаре и когда я "сбацал" вместе с ней и Сейморомна своей гармонике, Гоблин приревновал и начал строить отвратительные рожицы, апотом и вовсе исчез.

Однажды вечером Сеймор не появился. Тогда я сел за егоударные, нацепил на шею гармонику и вполне прилично подыграл Пэтси, исполнявшейсвою новую песенку. Линелль была нашим зрителем-фанатом. Мы сыграли еще парупесен, и я довольно сносно справлялся с ударными. Я не хочу сказать, будтоиграл гениально, но мне удалось извлечь из инструмента что-то приличное, а уж вигре на гармонике я и вовсе блистал, ведь практиковался уже много лет вместе сПапашкой. В общем, концерт закончился в духе фермы Блэквуд: Пэтси бросиласьобнимать и целовать меня.