Люди сверху, люди снизу - Наталья Рубанова

Всё затихает до поры. Мы пожимаем плечами. Нам нужно всего лишь облечь в форму придуманную кем-то историю, хотя мы-то лично в ней не нуждаемся. Мы-то, буковки, в отличие от сюжетов, самодостаточны!

– Аффтар, пейши исчо!

Сикстинская мадонна вот уже несколько столетий готова была улыбнуться, a Savva шел по улице и видел вместо себя жабу. Жаба шла за ним по пятам и видела человека. Так они и шли – человек и жаба. А у мертворожденной девочки на единственной руке оказалось шесть пальцев.

…крысёныш не просыхала две недели коньяк пился легко батарея пустых бутылок принимала день ото дня все более угрожающие размеры о блаженная мати матроно душею на небеси пред престолом божиим предстоящи телом же на земле почивающи эаууа делал все что мог и не мог и данною ти свыше благодатию различныя чудеса источающи в один из чудовищных дней отключки крысёныша ему стало жутко при мысли что он в общем-то рад смерти лягушонка крошечной «сикстинской мадонны» которую не пустили под нож призри ныне милостивым своим оком на ны грешныя в скорбех болезнех и греховных искушениих дни своя иждивающия крысеныш все больше и больше походила на сумасшедшую офелию целыми днями слонялась по квартире в белой ночной рубашке длинные волосы спутались так что их впору было не расчесывать но резать утеши ны отчаянныя исцели недуги наши лютыя от бога нам по грехам нашим попущаемыя когда же организм перестал принимать алкоголь ее стало рвать желчью а лицо приняло зловещий зеленоватый оттенок избави нас от многих бед и обстояний умоли господа нашего простити нам вся наша согрешения беззакония и грехопадения имиже мы от юности нашея даже до настоящаго дне и часа согрешихом Баууа понимал больше нельзя пить в то же время не считал себя в праве отказывать в единственно возможном смягчении страдания мягко ссаживал с коньяка на вино и пиво да твоими молитвами получивше благодать и велию милость прославим в троице единаго бога отца и сына и святаго духа я тебя ненавижу тихо сказала крысёныш эаууе худая причесанная злая ненавижу ныне и присно и во веки веков аминь перекинув сумку через плечо вложила в ладонь ключи никогда больше к нему в дом не приезжала теорема доказана…

Отрицательные числа

Эпизод из жизни артистки

Минус 1. Она дошла до ручки и огляделась: то, что было позади ручки, вызывало рефлекторное отвращение. Мир же за ручкой виделся рельефно, необъективно и четвертован-но. За окном каркали вороны, позиционирующие себя щеглами. Она продолжала собираться по кусочкам: во время этих сборов ей не сиделось на месте – так и вышла на улицу. Асфальт по привычке скорчил рожу. Она ответила тем же, правда, не столь отчетливо: будучи несколько расплывчатой, она глуповато улыбалась. Ее странное отупение прошло, сменившись внезапно такой же странной остротой восприятия: оказалось, что она еще помнит вкус мороженого. Да мало, что помнит! – она же хочет его, мороженое!

Отмороженное.

Она, сумасшедшая Офелия, цепляется – как вцепляется утопающий в шею другого утопающего – за палочку эскимо, но оно тонет в шоколаде. Она этого не замечает. Она хочет – хотя бы частично – вернуться к прежнему образу и подобию, но вместо этого спрашивает случайного прохожего: «Как же так? Почему?» – он принимает ее за больную, каких полно болтается на улицах, и поспешно отходит. Она смеется. Теперь она не испытывает никаких комплексов. Через минуту к ней подходит серый человек в серой форме и спрашивает документы. Только с ними-то всё и в порядке.

Минус 2. Хватит, хватит, прекрати немедленно! Расскажи, сама вот себе расскажи, как докатилась – себя не бойся! Стыдно? А не стыдись: возьми лист чистый, белый, на три части раздели – так, хорошо. Теперь записывай – курс практической психологии, дык! А главное – не думай о хромой обезьяне.

Минус 3. Говорят, кур доят. Говорят, если перед идущей курицей провести на песке (земле, снеге) черту, то не-пти-ца сия остановится да и впадет в состояние транса. Сумасшедшая Офелия берет чистый лист и проводит черту. Сумасшедшая Офелия слегка не курица, но в состоянии транса пребывает. Линия по живому режет. Плюс, минус, приближенно равно, какая разница, когда совершенно нечем дышать?

Минус 4. Швырнула в стенку стакан. Еще. И еще. И еще… Потом долго подбирала осколки и не ревела; слышите, эй, кто-нибудь, воскресенье, тридцать пять за окном, то ли плюс то ли минус бесконечность, и мне – столько же; может, мне за окно? Какой соблазн, однако, только… иногда откуда-то, еле-еле, совсем тихо, доносится дверной скрип: я иду на него, иду наощупь, наобум; иду на…

Минус 5. Крысёныш – это такое имя. Здравствуйте! Крысёныш не умрет сегодня, потому что завтра никогда не наступит: Крысёныш умерла вчера! Она – зомби, живой труп, асоциальный клон. Есть здесь кто-нибудь? Здравствуйте! Вы не замечаете, что на улицах слишком много сажи?

Минус 6. Привет! – Привет! Я – Баба Ягиня! – Странно, разве бывают в наше время бабы-ягини? – Еще как бывают. Слушай сюда, подруга. Я дам тебе один совет. – Откуда ты знаешь, что мне нужен совет? – Ну, знать-то тут много не надо, а, все-таки, младость твоя в Стране Советов прошла, припоминаешь? – Припоминаю, Ягуленыса, как такого не припомнить. Так что делать-то мне теперь?

(Яга скребет узловатыми подагрическими пальцами по поросшему щетиной подбородку и задумывается). – Что ж ты молчишь? – Крысёныш тормошит ее. – Что ж ты молчишь?

Баба-Ягиня начинает храпеть, а потом растворяется в воздухе с так и не даденным советом и напоминанием не думать о хромой обезьяне. Крысёныш недоуменно пожимает плечами: Крысёныш не нуждается в советах исчезающего вида.

Минус 7. Смотрю нелепые сны. Ложусь спать ради их нелепостей. Во сне все приобретает совершенно иное значение. Я живу не в том смысле, потому что я – мертвая.

…Каждый раз, засыпая, вижу шарманщика. Ему миллиард миллиардов, а может, больше. Вечный: у него никогда не будет тире между двумя четырехзначными. У него неуклюжая шляпа и слепые равнодушные глаза. Когда он крутит нелепую ручку, я замечаю, что дно инструмента оплетает едва заметная паутина, в которую, как мухи, попались те, кто должен был попасться. И чем сильнее хочет сбежать полуживая кукла, тем крепче затягивается петля у нее на шее.

Шарманщик же, видя это, продолжает крутить ручку: деревянный ящик с потрескавшейся краской изрыгает кластер, который всегда звучит в человеке, если четвертуют его нематериальную субстанцию.

…Я не могу проснуться; я путаюсь в мотиве и в паутине – и, хотя нет ни того, ни другого, петля на моей шее затягивается, затягивается, затягивается…

Я – мертвая женщина, я очень мертвая женщина, меня зовут Крысёныш, Крысёныш, Крысёны-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ыш!…

Минус 8. Баба Ягиня сидит на скамейке около избушки и сворачивает козью ножку с коноплей. К ней подходит Крысёныш и трясет за плечо: «Покурим, клюкастая?» От наглости и неожиданности Яга рассеивается в пространстве, а Крысёныш ссыпает траву в карман и, довольно потирая руки, направляется в книжный, чтобы купить тетрадь в косую линейку за четыре рубля, и вовсе даже не думает о хромой обезьяне.