Христос был женщиной - Ольга Новикова

Василиса идет в Геркин кабинет-лабораторию, зажигает там все до одной лампочки и при ярком свете начинает искать. Не зная что…

В карманах норвежского джемпера, брошенного на спинку стула, – скомканный носовой платок. Громко втягивает его запахи, принюхивается. Духами не пахнет, помадой не испачкан… Бесполезная находка. Возвращая свитер на неположенное место – ну никак не приучится он к порядку! – Василиса замечает дырку на правом рукаве. Локоть проношен. Выбросить старье и купить ему новый джемпер? Только рассердишь… Выстирать и залатать? Морока… Да и разучилась, наверное. Давно уже все делают домработницы.

И сколько ни старайся – Герка все равно не заметит и не оценит подвига.

В узком шкафчике одиноко висит темно-синий костюм, купленный на свадьбу. Кажется, один-единственный раз он его надел. Внутренние карманы так и остались заметаны, во внешних даже соринки нет.

А это что?

На самом видном месте, на левом лацкане моль проела отличную шотландскую шерсть.

Василиса вспоминает свое презрение, когда в недавней командировке заметила такую же дырку на плече столичного спецкора. Фраерок разоделся для торжественного открытия экономического форума… Допустить, чтобы на ее мужа кто-то так смотрел, с брезгливостью… Нет уж.

Пиджак отправляется в мусоропровод, а в душе застревает тревога: вдруг и в ее шкафу появилась захватчица? Норковый палантин, новый брючный костюм от Шанель, разноцветная стопка кашемировых кофт… Меню богатое.

Уже только для галочки Василиса просматривает несколько файлов в Герином компьютере, на периферии сознания отмечает, как все-таки эта Ева фотогенична… лицо Кристы кажется незнакомым, испуганно-доверчивым. Где это он ее снимал? На кухню похоже…

Беспокойство за свой гардероб перевешивает, и, даже мысленно не рассортировав результаты любительского обыска, Василиса начинает перетряхивать одежду. Каждую пылинку-пушинку тщательно рассматривает и потом еще перетирает между пальцами: не личинка ли это?

Противный хруст слышится лишь однажды. Бесплотный белый червячок обнаруживается в складке черного джемпера с золотыми пуговицами. Пару месяцев назад из химчистки и с тех пор не надеванный. Откуда завелась зараза? Может, хотя бы не успела проесть дырку?

Увы, в распяленной на свету, у окна спинке – малюсенькая пробоинка. В рукавах тоже…

И в моей жизни?

Василиса вызванивает уборщицу, чтобы та квалифицированно навела порядок в материальной части дома, а сама едет за гармонией. Отец Александр поможет.

Откуда?! Откуда их столько?

За сутки Кристиного отсутствия мухи захватили квартиру. Белый тюль на окнах, оберегающий дневную жизнь от уличных соглядатаев и от любопытных жильцов из дома напротив, из-за облепившей его черноты стал почти непроницаемым не только для глаз, но и для света. Ленивые твари покрыли своими мясистыми тушками люстры в комнате и на кухне, нагло насели на оставленную стряпню… Как только пробрались под салфетку?

Глаза боятся – руки делают…

Звонок.

Недолгий перерыв в бою за свое пространство еще и придает сил. Гера звонит издалека.

Кристу не тянет рассказывать про текущее сражение: зачем нервировать человека? Ей же не нужно, чтобы он оторвался от дочери, от песчаного пляжа и прилетел на помощь. Если б вдруг и захотел…

А узнает и не предложит помощь?.. Неприятный привкус останется. Не пробуй, если боишься отравиться.

И Криста весело спрашивает про ландшафт, про погоду.

– Тепло и солнце, день чудесный… А видеть бы еще вашу улыбку – совсем был бы рай… – проговаривается Гера и замолкает.

И Криста молчит. Как будто воздушной пробкой закупоривает себя, чтобы удержать влетевший сентимент. В себе хочет сохранить зародыш чувства, которое ощущает впервые после смерти Князя.

Мелькает, конечно, мысль о Василисе… Сперва мстительная, от которой Криста сразу шарахается. Стыдно. Потом оправдательная: не я же сделала первый шаг, я никак, ни в чем его не поощряла. И не буду.

И она не произносит ни слова, хотя знает, что даже обычные фразы мужчины и женщины толкуют по-разному, а уж надеяться на одинаковое понимание семиотики молчания и вовсе глупо. Но она надеется.

– Можно я буду вам звонить… – несмело предлагает Гера.

– Конечно! – чуть более поспешно, чем полагается воспитанной барышне, отвечает Криста.

Так и остается неясно, что он подумал про затянувшуюся паузу… Или ясно?

Мухи уже не кажутся дьявольским наваждением.

Все медийное пространство запаутинили тары-бары об экономическом кризисе. Апокалиптические прогнозы идут нарасхват, как всякие плохие новости. Других просто нет.

Криста пытается вникнуть… Читает, смотрит, слушает… В результате недельного исследования становится понятно только то, что ни у кого нет сколько-нибудь ясных ответов на простые, естественные вопросы: что происходит, сколько этот обвал продлится, когда и чем кончится?

Проверяет, как обстоят дела с задачками, сформулированными писателями-классиками.

Кто виноват?

У коммунистов – аж вся капиталистическая система, у властей предержащих – Запад, у обывателей… – не я.

Что делать?

Комментарии все умозрительные. В стиле «гладко было на бумаге, да забыли про овраги»…

Общая картина нисколько не проясняется.

Тогда посмотрим на свой сегмент.

Журналистика с хотя бы крошечным, еле заметным культурным уклоном становится все менее востребованной. Уже несколько Кристиных френдов по «Живому журналу» и приятелей по жизни громогласно, на миру попрощались с командой, которая под их руководством делала сайт или писала в газету об элитарном искусстве. Владельцы, озабоченные раскруткой, потребовали освещать работу массовиков-затейников – самое популярное ныне амплуа, все чины, от президента до начинающих артистов, писателей и т. д., обставляют в соответствии с ним свою деятельность. Сверчки взмыли с шестка в горние высоты телевласти.

Долой культурных (в обоих смыслах – и образованных, и тех, кто пишет об искусстве) обозревателей… Если упоминают о книгах, театре, кино, то в основном с точки зрения рынка: закрываются издательства, продажи падают, производство фильмов сокращается… (Опять начинаем маршировать по одному широкому шоссе с плохим покрытием. Куда? Уж точно не туда, куда входят узкими вратами.)

Зато Криста теперь не белая ворона, а просто одна из многих… Легче от этого?

Вроде да…

Неприятности становятся и вовсе невесомыми, когда на редкой теперь премиально-литературной тусовке к ней с детским жестом – перекрещенные указательный и средний пальцы на обеих руках – оборачивается сановная культуртрегерша. Дама высокая, веселая, свойская. Мол, за тебя болею. Вот-вот объявят имя лучшего журналиста, пишущего о литературе. А когда звучит фамилия бабушки советской критики, гренадерша демонстративно встает, подходит к Кристе и лихо звенит на весь зал: «Пошли выпьем!» Мол, это и мой проигрыш.