Христос был женщиной - Ольга Новикова

По вечерам, после пахоты литературного поля – тяжелой и в запарке – Криста падает на диван и включает телевизор. Регулярной зарплаты нет, а стиль работы съехал в прежнюю колею: расслабленное чтение, а отчет о нем – и рецензия, и обзорная статья – готовится в соавторстве с жареным петухом, когда редактор уже стоит над душой…

На другом экране, непривычно огромном – почти такой же диван, разностильные кресла – старинные и современные, большое и широкое окно в пол… Криста вспоминает, как еще в универе переводила роман Агаты Кристи, для заработка. Ну и намучалась… Герои все время выходили через такое вот window в сад… Именно окно, а не дверь. Дико звучало в те времена для русского уха. До девяностых такое видали только в кино.

А сейчас Криста вдруг осознает, что картинка в телике – это как бы продолжение ее теперешней жизни. То ли она вошла в кадр, то ли кадр принял ее.

Не привыкнуть бы…

Гера звонит часто, но все никак не подступится к свиданию наедине… Понимает, что Кристе неловко приглашать его на чужую территорию? Его собственная и не обсуждается. И есть ли она у него?..

Назначая встречу на нейтральной полосе, оба сосредоточенно думают. Известно же, что Василиса – большая профессионалка в том, что касается злачных мест. Их названия всплывают в каждом ее разговоре. Везде она побывала… И значит, в каждом может их застукать…

Куда пойти? Парк, загородная прогулка отпадают: на улице настоящий, редкий по нынешним зимам, мороз.

Свидание все откладывается. Лучше же спокойно говорить по телефону, чем сидеть рядом, скрывая друг от друга стыдное напряжение. Трусость так грязнит приятное, молодящее волнение… Смятение чувств – всегдашний спутник растущей влюбленности.

На девятый день вдруг звонок. Криста не с первого звука узнает Геру. Всегда чуть медлительный, негромкий, он почти кричит:

– После трех в «Шоколаднице» на Баррикадной! Вам ехать не больше часа. Не торопитесь – я подожду сколько надо. Самолет в Лондон вылетел по расписанию!

В победный марш трудно врезать свою мелодию, не нарушив его бравурности. Поэтому Криста не уточняет, при чем тут расписание. В общем-то и догадаться нетрудно: скорее всего, Василиса уже отбыла в туманный Альбион. Наверное, секретила от мужа свою поездку, чтоб он не раскатывал губы на грядущую свободу.

– Не забудьте снимки, что мы вместе собирались посмотреть… – бормочет Криста, немного напуганная неожиданным напором. Если что-то пойдет не так, то будет отходной путь – свидание представить как деловое… Чтобы никому не было обидно…

Василиса не обманула. В санатории все оказалось даже еще и лучше ее рекламы.

А если сравнить с Европой… Взять хоть тот же Кот д’Азур, нашпигованный виллами и гостиницами. Где там найдешь такую длинную безлюдную кромку моря, такой огромный парк, ухоженный и сочный? За бугром все расчищено, предано, продано. А здешний интерьер, чистота, пустота – и правда как в «Сиянии», но излучает это все не ужас, вовсе тут не страшно… Обслуга на месте, причем круглосуточно. Убытки терпят, чтобы сохранить персонал до лета, когда номера заселятся.

Поздно вечером или даже ночью, после того как готов очередной кусок диссертации, можно спуститься в бар, и для вас двоих приготовят самый сложный коктейль. Все, что пожелаете. Барменша улыбается как родным.

Врач, не скупясь, поназначал Еве кучу процедур, так что первую половину дня она проводит в разных кабинках. Шоколадное обертывание, грязевые ванны, душ Шарко, гимнастика для усердного позвоночника… Ходит Ева всюду по настроению, главное – успеть до трех пополудни.

Съездили с Павлушей в город. Картинная галерея, дендрарий… На девятый день наконец вспоминается Москва. Не дела даже – от них Ева отключила свою нервную систему. В электронную почту не заглядывает, телевизионный пульт берет в руки после полуночи, когда показывают кино, ничуть не актуальное. Чтобы никакого отсыла к реальности. Пусть нужный авторам боевика герой выживает после выстрела в упор, пусть пропажа вдруг раз – и находится, пусть кома и амнезия волшебным образом проходят… Смотрит Ева только сказки с лихо закрученным сюжетом, мелодраматическим, криминальным или драчливым, – не имеет значения. Лишь бы сбросить мозговой напряг.

И вот вспоминается Криста.

«Она или мой дом?» – переспрашивает себя Ева.

Пожалуй, живое интересует ее больше материального… Вспомнила – звоню.

– …Кажется, Гера сфотографировал моего отца… Или кого-то, очень на него похожего… – вместо «здрасьте» задумчиво извещает Криста.

Будто случайно подключилась к ее мыслям…

Слушая Кристу, Ева комментирует сама для себя и не вслух, конечно.

Надо же, Гера… Значит, все-таки на женатика указала ей судьба. Василиса его просто так не отпустит…

Не то чтобы Ева была на стороне мужчины… Нет, против Василисы она не имела ничего такого уж особенного. В детстве еще поняла, что никакой другой человек (кроме бабушки) не может так тебя знать, так стоять за твои интересы… Так что деление на плохих и хороших – просто глупость. По сравнению с тобой самим все – хуже.

У Кристы должно хватить ума не вступать в борьбу с законной женой. Пусть Георгий сам действует. В процессе отделения и он себя лучше поймет, и Криста рассмотрит, что к чему, то есть кто к кому… Павлуша вон тоже был женат, но у него простой случай – давно уже жил параллельно, душой к жене не прикасался. Может, и Георгий…

– Мы сейчас на Тверской, на задворках… Где Гера сделал портрет… Ищем отца… Извини, больше ни о чем думать не могу. У тебя все в порядке? – спохватывается напоследок Криста и, дождавшись «да, все отлично», отключается.

О каком отце речь? Ева сосредоточивается, стараясь не хмуриться: лишняя помятость ей ни к чему. Хорошо хоть с помощью рукастого косметолога удалось справиться с поперечной морщинкой на переносице, которая с юности делала ее непомерной гордячкой.

Интерес к Кристе, тяга к ней пока не распространялись на ее родственников… Линка, кажется, упоминала, что у Кристы когда-то давно пропал отец… Кто он, этот Иосиф? А мать? Мать вроде жива…

Громко втянув в себя ионизированный воздух, Ева физически чувствует, как вдруг взял и расширился круг ее забот: больше стало тех, о ком она думает, за кого хоть как-то отвечает.

К морю, к морю! Там отстоится, почему Кристины поиски так ее взбудоражили.

Солнце припекает… Скинуть, что ли, курточку? Сюда бы плетеное кресло-домик, из тех, в каком композитор Густав фон Ашенбах наблюдал за красавцем Тадзио. Нужна защита от ветра, довольно прохладного. В огородке можно раздеться до плавок и загорать, запасаться солнечной энергией…

Ну да ладно, нет – и не надо. Все равно хорошо думается только на ходу.

Она же видела Герины снимки. Что ему посоветовала, то он и сделал. Даже лучше… Лицо одного старика без натуги всплывает в памяти. Несломленный, самодостаточный. Как будто всматривается в тебя… Следишь за его взглядом, и очи поворачиваются внутрь: что-то про себя вдруг начинаешь понимать…