Утомленное солнце. Триумф Брестской крепости - Валерий Белоусов

Так что тов. М. И. Пузырев, генерал-майор, командир 62-го УРа, прекрасно все осознав, тем же утром отважно отбыл вместе со своим осиротевшим без полковника Леута штабом на станцию Черемха, затем в Вельск — и далее на Восток, где следы нашего героя бесследно теряются.[72]Надо надеяться, что он не пропадет…

Гарнизоны ДОТов остались на боевых постах и приняли неравный бой… Ведь в ДОТах не было генералов…

Но воспрепятствовать переправе, начавшейся сразу по четырем наплавным мостам, они никак не могли.

23 июня 1941 года. 05 часов 00 минут.

Поляна возле станции Жабинка

Заседание военного трибунала по обвинению военнослужащего, сержанта Эспадо Адольфа Эрнбертовича, 1923 года рождения, по национальности негра… Русский?… Пишите — русского негра, члена РКСМ (секция КИМ), ранее не судимого, из рабочих, по обвинению в совершении… господи, нудно-то как.

Поскорее бы окончилось это позорище…

— Подсудимый, Вам ясен вопрос?

— Извините, товарищ судья…

— Нужно говорить: Гражданин Председатель военного трибунала. Повторяю вопрос: За что Вы оскорбили действием Вашего командира — лейтенанта Гиенишвилли, при исполнении последним служебных обязанностей?

— Да… я… это… немцем он меня обозвал… мне стало обидно! — путается в словах Эспадо.

— Ессли пы меня оппосфали немммцем, я пы тожже нафферное опиителся… — подает реплику один из военных заседателей трибунала, старший политрук, блондинистый до белесости.

— К порядку в зале! — грозно кричит председатель. — Подсудимый, подойдите к суду поближе… Провожу следственный эксперимент. Как Вы его ударили — вот так?

— Ну да, примерно вот так оно и было… — вставая с земли и потирая скулу после «следственного эксперимента», отвечает Эспадо.

— Подсудимый! Командир — есть лицо неприкосновенное! — наставительно говорит председатель. — Командира приказ — Родины наказ. Поднимая руку на командира — Вы подняли ее на саму Советскую Родину! Осознали? Вот то-то! Поэтому за совершение столь тяжкого поступка в военное время ИМЕНЕМ ТРУДОВОГО НАРОДА, РУКОВОДСТВУЯСЬ… ну, это опустим… мне время дорого, а Вам, осужденный, уже все равно… ПРИГОВОРИТЬ: красноармейца Эспадо А. Э. к ДЕСЯТИ ГОДАМ ЛИШЕНИЯ СВОБОДЫ. Приговор суда окончательный и обжалованию не подлежит. На месте выношу ОПРЕДЕЛЕНИЕ: ИСПОЛНЕНИЕ ПРИГОВОРА В ОТНОШЕНИИ ОСУЖДЕННОГО Эспадо на основании примечания 2 к ст.28 УК Б.С.С.Р. ОТСРОЧИТЬ ДО ОКОНЧАНИЯ БОЕВЫХ ДЕЙСТВИЙ, то есть иди-ка ты, засранец, и хорошенько помни — еще раз учудишь чего-нибудь подобное — сразу тебя шлепну, и даже жопу себе не почешу…

Давай, вон на фашистах свою природную злость проявляй… Адольф Эрнбертович… тьфу, ну у тебя все же и имечко. Уж эти мне коминтерновцы. Поназывают своих детишек всяко разно, а они потом всю жизнь и мучаются… Следующий.

23 июня 1941 года. 05 часов 14 минут.

Севернее Бреста. Немирув. Заливная пойма Буга

— Айн-Цвайн, форвертс!

На зеленом, заросшем тальником и лозой лугу, каждый апрель скрывающемся под вешней водой, любой из 240 типов (!) грузового автотранспорта 2-й танковой группы превращается из средства транспорта в великолепный силовой тренажер типа «Тяни и толкай!».

Да, камрады, это вам не европейский «Панцерроллен-бан».

Это вы еще экстремально сухую погоду наблюдаете, которая в этих местах раз в пятьдесят[73]лет случается…

А вот скоро и дождик пройдет (в России это бывает, знаете ли, тут не Северная Африка), вот тогда и поеб… страдаете от души. А пока это только легкая разминка.

Гудериан, на своем командирском, вооруженном только тремя радиостанциями, танке пересекает наконец Буг.[74]

Фон Меллентин, скрывая ехидную генштабовскую улыбочку, тщательно записал в книжечку с золоченым обрезом серебряным карандашиком: «Командующий с удовольствием отметил, что плацдарм не только захвачен, но и вскрыт. Опоздание по сравнению с графиком минимальное: только каких-то 24 часа 10 минут. Продвижение значительное — целых 1835 метров. Колоссаль! До ближайшей точки линии „Arkchangelsk-Astrakchan“ осталось ничтожно мало, всего-то жалких 1500 wiorst. Темп нашего продвижения не может не впечатлять вдумчивого наблюдателя. NB! Перечитать записки Де Коленкура. Важно! Узнать, где здесь можно срочно достать baranny touloup или лучше хорошую теплую shouba. А еще у Иванов есть какая-то странная обувь, шитая из войлока — walenky. Обязательно выяснить, что же это такое! И добыть на всякий случай не одну, а две пары».

…А ведь Меллентин еще не знал, что в этот день и именно в этот час далеко отсюда, в городе Петрозаводске, но все равно в центральной России — выпал снег… и долго не таял…

23 июня 1941 года. 05 часов 15 минут.

Немирув. Линия обороны 1-го стрелкового батальона 15-го СП

Лейтенант Хайруллин спрыгнул в окопчик батальонного КНП. Взвизгнувшая над ним пуля взбила глиняную крошку у задней, осыпавшейся стенки. Хайруллин упал на четвереньки, поднял голову, оглянулся. В окопчике было очень плохо…

Комбат, капитан Немцов, единственный оставшийся в живых из всех бывших с ним на КНП, обеими руками загребал вместе с песком и суглинком в развороченный осколком живот свои выпирающие узлами синеватые кишки. Увидев Хайруллина, Немцов остановил его тяжелым взглядом:

— Не замай… подыхаю. Был?

— Был… В один ДОТ меня не пустили, в другом — звонили, звонили в штаб — там никто трубку не берет… — обреченно вздохнул Хайруллин.

23 июня 1941 года. Это же время.

Высокое. Штаб 62-го УРа

Большая, ярко освещенная восходящим солнцем комната. Нелепо и ненужно светят оставленные зажженными керосиновые лампы над широким столом. На столе — расстеленные карты, на одной виден штамп «Секр…».

Никого. Только на приставном столе надрываются наперебой несколько полевых телефонов. Только маленький беленький котеночек, сидя на секретных картах, умывается беленькой лапкой с розовой подушечкой. Намывает скорых гостей…

23 июня 1941 года.

Пятью минутами позже. Линия обороны 1-го стрелкового батальона 15-го СП

— Наджибулла, нам конец… — грустно сказал Немцов. — Но только нам, слышишь? А Красная Армия жива! Она еще не начинала воевать… Собирай всех, кого увидишь, идите в ДОТы… отступать команды не было! Ты меня понял? Не было. Скоро придет Красная Армия. Держитесь там. И… Если сможете… — Немцов глухо простонал, потом, превозмогая нечеловеческую муку, просто и строго сказал: — Отомстите за нас. Все. Иди.