Дневник покойника - Андрей Троицкий

– Ничего, я в порядке.

– Что-нибудь выпьете? – Полозов выключил верхний свет, оставил пару ламп на угловых тумбах и занял другое кресло. – У меня неплохая коллекция коньяка.

– Спасибо. Стакан воды со льдом. Это все.

Полозов кивнул секретарю, застывшему у дверей, и, сделав серьезное лицо, пересказал последние события, что произошли с Дорис Линсдей в Москве. Подробно остановился на исчезновении дневника режиссера Лукина и отъезде госпожи Линсдей в Воронеж к некоему Фазилю Нурбекову, у которого этот проклятый дневник оказался. Некоторую сумятицу внес перелет из Воронежа в Самару, куда Нурбеков срочно отбыл по какому-то делу. Тетрадка у него с собой, и, надо полагать, Дорис, а также сопровождающие ее адвокат Радченко и детектив Попович вскоре благополучно вернутся в Москву.

– Если будет желание, можем вместе встретить Дорис в аэропорту, – улыбнулся Полозов. – Дело это простое. Если в дороге возникнут сложности, мои люди урегулируют все проблемы. Я пару дней назад разговаривал с Радченко по телефону. Он полон оптимизма. Единственная сложность, да и то небольшая, может возникнуть уже после возвращения. С этим Грачом. Меркантильная личность, настоящий шантажист, поэтому какой-то кусок ему кинуть придется. Но цену, назначенную Грачом, мы собьем и сведем ваши материальные издержки к минимуму. Честное слово, вы напрасно приехали. Я вас предупреждал: только время зря потеряете.

– Я почувствовал, что мое присутствие здесь необходимо, – ответил Крафт. – Мне показалось, что я нужен Дорис. Так бывает… Этого даже словами не объяснишь. Просто вдруг просыпаюсь посреди ночи, не могу уснуть и думаю: как она там? А на душе тревожно. Я не люблю состояние неопределенности. Поэтому купил билет на ближайший рейс и прилетел.

Ближе к вечеру в дверь комнаты, которую занимала Дорис, постучал Фазиль. Сказал, что есть разговор. Американка весь день смотрела в окно, но там ничего не происходило. Бродили козы на скотном дворе соседей, дальше лежала голая степь, поросшая жухлой травой, у горизонта поднимались холмы, подернутые дымкой.

За этот долгий день Дорис устала от ожидания, от чувства неизвестности и тревоги. Сейчас эти чувства усилились. Она вышла в комнату, где за тем же самодельным столом устроились Фазиль и дядя Батыр. Фазиль, одетый в наглаженные брюки и белую рубашку с галстуком, немного волновался. Он поправлял галстук и теребил край засаленной клеенки, покрывающей стол. Дядя Батыр казался спокойным, как буйвол.

Дорис села напротив мужчин, гадая про себя, что им на этот раз нужно.

– Вы только обо мне плохого не подумайте, – голос Фазиля звучал вкрадчиво. – Ту тетрадку я пока не могу вам вернуть. Я должен прочитать все, ну, что там написано. Если это просто личные записи какого-то человека, если в них нет ничего такого, ничего запрещенного… Что ж, тогда я верну тетрадь. Но сейчас я осмелился побеспокоить вас совсем по другому вопросу. Можно?

– Беспокойте, раз уже начали.

– Дело в том, что с вашим появлением свадьба нашего родственника Галима расстроилась. Не волнуйтесь… Вашей вины тут нет.

– Я уж подумала, что и в расстройстве свадьбы виновата.

– Галим, как только увидел вас, понял, что именно вы – его идеал, – выпалил Фазиль. – Он решил, что не женится ни на ком, кроме вас. Поэтому мы с дядей Батыром присутствуем здесь, так сказать, в качестве сватов. По народному обычаю Галим просит вас стать его законной женой.

– Но я… Господи, что вы несете! Какой женой?!

– Галим хотел жениться на девушке, которой на прошлой неделе исполнилось четырнадцать лет, – невозмутимо продолжал Фазиль. – С разрешения родителей такой брак вполне возможен. Но невеста… Она же, по существу, ребенок. Другое дело – вы. Взрослая опытная женщина, которая… Словом, Галим просит у вас… Как говорили в старину, просит руки и сердца. Только не говорите слова «нет». Нельзя так обижать человека, особенно мужчину. Он ведь вас по-хорошему просит.

– А можно как-то иначе? – От волнения голос Дорис задрожал. – Можно по-плохому?

– Можно по-разному, – ответил за дядю Фазиль. – Тут, в степи, свои законы и обычаи. Я только хочу заметить, что Галим знатный жених. Любая девушка из окрестных сел, самая красивая, с богатым приданым, почтет за честь стать его женой. И сам Галим, что уж говорить, красавец, да и человек далеко не бедный. У него двести голов лошадей, бараны, тонкорунные овцы. Галим еще молод, но его уважают в округе. К его советам и его мнению прислушиваются убеленные сединами старики.

– Так в чем же дело? – Голос Дорис окреп, волнение прошло. – Пусть возьмет девушку с богатым приданым, пригласит на свадьбу убеленных сединами стариков, которые придут слушать его советы, и не пристает ко мне со своими глупостями.

– Своим отказом вы нанесете человеку обиду, – вступил наконец в разговор дядя Батыр. – Я скажу вам кое-что. Только между нами. Галиму тесно в этом селе. Ему хочется путешествовать, хочется пожить в большой хорошей стране. Такой, как Америка.

– Увидев меня, он решил, что появилась возможность продать скот и земли, перебраться к жене в Америку? Правильно я поняла? Передайте своему сыну, чтобы не фантазировал. Ничего не получится.

– Уже получилось. – Фазиль полез в кожаную сумку и бросил на стол несколько бумаг. – Это копия свидетельства о браке. Документы уже оформлены сегодня. Чтобы не таскать вас за сто километров, жених и представитель местной власти капитан Плющ сгоняли в районный центр. И все сделали по закону. Вот читайте: «Гражданин Галим Батырович Нурбеков, проживающий там-то, место и год рождения, и гражданка США Дорис Линсдей, родившаяся тогда-то, проживающая в США там-то, заключили брак. О чем в книге регистрации гражданских актов сделана запись за номером таким-то». Я вас поздравляю от всей души.

Дорис молча поднялась из-за стола. Она не могла вспомнить, как снова оказалась в той же небольшой комнате, на той же самодельной кровати с жестким матрасом, набитым конским волосом. Из окна по-прежнему можно было увидеть скотный двор и узкую полоску холмов на горизонте.

На минуту в кабинете Полозова стало так тихо, что он услышал, как тикают напольные часы в корпусе красного дерева. Юридическая фирма занимала старинный особняк. Об этом доме доводилось слышать разные истории, романтические и страшные. Говорили, будто сто пятьдесят лет назад стареющую хозяйку дома, благородную графиню, бросил молодой любовник, и она, вместо того чтобы найти равноценную замену, плакала неделю, а потом удавилась от тоски.

Если в полночь пройтись по кабинету, услышишь звуки, напоминающие женский плач. Полозов иногда сам удивлялся: половицы не скрипят, а поют какую-то грустную песню. Когда особняк ремонтировали, он не разрешил менять паркет в своем кабинете. Ему нравились дома с привидениями. Нравились страшные рассказы. Нравилось, что графиня наложила на себя руки не где-нибудь на чердаке, а в этой самой комнате, интерьер которой за полтора столетия почти не изменился. Занятый посторонними размышлениями, Полозов по привычке свел брови на переносице, сделав задумчивое лицо, и на некоторое время выключился из разговора, перестав слушать собеседника.