Пираты Ледового моря - Фрида Нильсон

– Обо мне говорят… – протянул он, разглядывая ладонь, которая стала серой от золы, – будто я злой человек. Но это неправда.

Я не могла ответить, но Белоголовый, видимо, догадывался, что я бы возразила, если бы посмела, поэтому посмотрел мне в глаза и сказал:

– Я вырос на «Снежном вороне», понимаешь? Мой отец был капитаном пиратов. Его команда наводила страх на всех в Ледовом море.

– Верно, – прошептала я.

– Но мне такая жизнь была отвратительна, – продолжал он. – Отвратительны горе и зло, которые причиняли пираты. Я прятался в капитанской каюте, когда мы шли на абордаж, убегал туда от криков и убийств. У моего отца была энциклопедия. Он наверняка ее где-то украл, но никогда сам не читал, а я прочитал – от корки до корки.

Белоголовый снова сел в кресло. Он уставился в какую-то точку вдали, далеко-далеко, и, когда заговорил снова, голос его казался почти механическим.

В энциклопедии Белоголовый прочел о том, как появляются алмазы. И решил построить аппарат для создания драгоценных камней. Хотел доказать отцу, что можно разбогатеть, не отбирая ничего у других.

Но старому капитану затея Белоголового не понравилась. Он заявил, что сын чересчур самонадеян. Когда Белоголовому исполнилось шестнадцать, они с отцом расстались врагами. На протяжении многих лет он сам добывал уголь – искал такой кусок, что выдержал бы давление и жар в аппарате, который он сконструировал. Но всякий раз уголь превращался в золу или рассыпался в пыль. Однако желание создать собственный алмаз прочно засело у него в голове, так что он не останавливал поиски. Когда отец погиб в морском бою, Белоголовый был настолько занят добычей угля, что даже не нашел времени приехать на похороны.

Но пираты «Снежного ворона» разыскали его и передали отцовское кольцо. Таков был старинный обычай в наших морях: капитанское кольцо переходит от отца детям, иначе быть беде. По крайней мере, так говорилось, а пираты люди суеверные. И вот когда Белоголовый получил кольцо, ему однажды приснился сон, который перевернул его жизнь.

Иногда, проснувшись утром, пытаешься вспомнить свой сон, чувствуешь, что это было что-то важное и имело особое значение, возможно, даже сон был вещим. В ту ночь Белоголовому приснился ребенок. Ребенок, который должен был помочь ему найти Правильный камень – кусок угля, который превратится в алмаз в его аппарате.

Белоголовый приказал команде: достаньте мне детей. Все остальное, что вы награбите, убивая, сжигая, беря на абордаж, – все можете оставлять себе. Но детей отдавайте мне.

Он посмотрел на меня усталыми блеклыми глазами.

– Несколько раз мне снилось, что ребенок найдет для меня такой уголь, – сказал он. – А сны не врут. Поэтому дети должны продолжать добывать руду.

И снова я ничего не ответила. Удивительно: он не понимал, какое творит зло! Он искренне считал, что дети, надрывающиеся в шахте, – все это ради доброго дела! Что ж, может, он и задумывал доброе дело, однако обернулось оно большим злом. Но этого Белоголовый не понимал. И потому казался мне еще страшнее.

Капитан словно обрадовался возможности рассказать о своей работе. Он встал и снова быстро подошел к аппарату, положил в него сверху кусок угля, который я принесла, закрыл крышку и завернул множество болтов. Потом взял лучину, зажег ее от одной из ламп и поднес к аппарату. Волчица стала беспокойно перебирать лапами, попробовала мотнуть головой, но была так крепко привязана, что не смогла сдвинуться с места. Белоголовый открыл дверцу в ящике, на котором стоял колпак, зажег там странного вида горелку, пламя которой было намного сильнее и яростнее огня в обычных фонарях. Потом взял палку, стоявшую у стены, и вытащил какой-то шплинт[14] из упряжи. Теперь волчица могла бегать кругами вокруг аппарата. И она побежала, потому что Белоголовый принялся бить ее палкой, заставляя двигаться все быстрее и быстрее. Он бил и бил ее, волчица вздрагивала, на коже ее появлялись рубцы, но Белоголовый не унимался. Получалось, что волчица, бегая, создавала давление в аппарате – давление, которое вместе с жаром горелки должно было превратить уголь в алмаз.

Мне стало дурно от этой сцены, я расплакалась, глядя, как все новые и новые рубцы появляются на шкуре зверя. Наконец из-под колпака послышался щелчок. Тогда волчица остановилась. Белоголовый перестал ее бить. Он воткнул на место шплинт. Волчица тяжело дышала после бега и побоев. Я не могла удержать слезы, я ненавидела человека, стоявшего передо мной, – того, кто использовал детей как скот, а зверей – словно они бездушные механизмы.

Белоголовый поднял колпак и посмотрел на пыль, в которую превратился уголь, затем перевел равнодушный взгляд на меня.

– Снова неудача, – сказал он.

И распахнул дверь.

– Девочка может идти.

Голубка поманила меня, я вышла, не сказав ни слова.

Но уже на пороге вдруг остановилась и оглянулась.

– А мой друг, он… что с ним будет?

Белоголовый собрал пыль в ладонь. В другой руке он держал свои бумаги и рассматривал их, словно это были карты. Он торопливо поднял глаза.

– Твой друг… – проговорил он. – Брагдер сделал ему предложение от моего имени. Но он, похоже, упрямится. – Белоголовый вздохнул. – Жаль, потому что Брагдер считает: из него бы вышел хороший пират. Сильный. Бесстрашный. Таких нынче не много. Впрочем, у него еще есть время до утра.

Он смотрел на меня, а сам что-то обдумывал. Потом вдруг лицо его просветлело.

– Приятно было поговорить с тобой, – сказал он.

Весь следующий день я думала лишь о Фредерике. Час за часом, пока я рубила уголь под землей, меня, словно крыса, грызла тревога. Как он поступит? Примет ли приглашение? Станет ли одним из них? Или пираты убьют его?

Конечно, жаль будет, если он сделается пиратом, будет ходить в море и воровать детей, швырять их в трюм «Ворона», чтобы потом отправить в шахту.

И все-таки… Все-таки пусть уж лучше пират, только бы остался жив. Я ведь знала: в глубине души мой друг все равно останется тем самым добрым прекрасным Фредериком, каким был всегда.

Мы с Мики держались в стороне от больших туннелей. Но я решила и на этот раз остаться последней, чтобы снова попасть к Белоголовому и узнать новости. А единственный способ для этого – сортировка угля.

Когда пришла пора, у меня не хватило терпения разбирать уголь как следует. Я в спешке стучала одним куском о другой, отбирала наугад, какой отбросить, а какой оставить. Но вот я уже сижу с последним оставшимся угольком, а сердце колотится как сумасшедшее.