Пираты Ледового моря - Фрида Нильсон

– Да, папа, – кивнула Голубка.

– Ну, ладно, – сказал Белоголовый. Он погладил меня по голове и подтолкнул через порог.

– А Фредерик дал ответ? – спросила я.

– Кто?

– Мой друг, которого они держат на «Вороне».

Белоголовый был так погружен в свои мысли, что не сразу понял, о ком я спрашивала.

– Нет. Он отказался.

И тут земля словно разверзлась у меня под ногами и на миг потемнело в глазах.

– И что же теперь будет? Его расстреляют?

Белоголовый удовлетворенно кивнул.

– Да, завтра утром. А теперь оставьте меня одного.

В ту ночь я лежала на койке и плакала. Настанет утро, и пираты убьют Фредерика. Мой дорогой прекрасный Фредерик, ну почему он сказал «нет»?

Хотя это и так было понятно: Фредерик знал, что не годится в пираты и никогда не сможет быть одним человеком в душе и другим в жизни. Все эти годы он пытался уплыть от воспоминаний о младшей сестре и не сумел.

Но я плакала не только из-за Фредерика. Из-за Мики тоже. Белоголовый распорядился, чтобы я больше не работала в шахте. Значит, моя сестренка снова останется там одна. Это ее доконает. Дети в шахте долго не живут. Особенно те, у кого воруют то гороховую похлебку, то добытый уголь. Нет, Мики быстро иссохнет и согнется, прямо у меня на глазах, а я ничем не смогу ей помочь.

Вокруг меня спали другие дети. Дыхание их было тяжелым, некоторые кашляли. Вдруг кто-то заговорил со мной в темноте:

– Постарайся уснуть.

Это была Голубка. Я ее не видела, но голос узнала.

Я не ответила, просто продолжала плакать. Но я услышала, что она встала. Голубка зажгла фонарь и подошла к моей кровати.

– Лучше поспи, – прошептала она. – Ты никому не поможешь, если будешь лежать и плакать.

– Не могу я спать, – всхлипнула я. – Мне так горько.

– Это пройдет, – сказала Голубка.

– Нет, это никогда не пройдет! Моего друга убьют на рассвете, а моя сестренка… Ох! Она умрет в шахте.

Голубка вздохнула. На ее лицо падали черные тени, и оно стало похоже на морду угря: жесткое, с застывшим взглядом.

– Ты тоже считаешь, что это я? Та, кто найдет Правильный уголь.

– Я не верю, что он вообще существует где-нибудь, кроме мечтаний Белоголового, – отвечала Голубка. – Он может пичкать свою машину углем хоть до самой смерти, но получать будет лишь пепел.

Она подняла фонарь.

– Если ты не будешь работать в шахте и станешь лучше питаться, то выживешь, – сказала она. – Иногда надо помогать только самой себе.

Я покачала головой.

– Я не смогу жить, если стану помогать лишь себе одной.

– Сможешь, – возразила Голубка и посмотрела мне в глаза. – Человек может везде выжить. Всегда найдется способ.

Она помолчала, словно погрузилась в тяжелые мысли. Потом сняла связку ключей с пояса и расстегнула железное кольцо у меня на ноге.

– Пойдем, я тебе кое-что покажу.

Мы вышли в ночь на трескучий мороз. Голубка несла ружье на плече и фонарь в руке. Мы остановились у дома с темными окнами, где Белоголовый держал свой аппарат. Голубка открыла дверь и кивнула в сторону маленького дома, который был рядом с большим.

– Там он спит, – сказала она тихо. – Но не бойся, не проснется. Опыты с аппаратом отбирают все его силы.

Мы вошли. Голубка при помощи своего фонаря зажгла везде свет. Большая белая волчица была по-прежнему привязана у аппарата, но, похоже, наш приход ее не испугал.

Голубка подошла к ней, погладила по голове, а волчица не укусила ее, а стала лизать пальцы. Голубка сняла шоры. Ох, какие у волчицы были большие красивые серые глаза и как спокойно они смотрели! Потом Голубка совсем отвязала ее.

Зверь сделал несколько шагов, потянулся, отряхнулся, а потом ткнулся головой Голубке в бедро.

Та погладила волчицу и достала птичью кость из кармана куртки; зверь проглотил ее в мгновение ока. Сильные челюсти легко с этим справились.

Голубка посмотрела на меня. Я стояла, онемев от удивления.

– Эту волчицу Белоголовый купил давным-давно на Волчьих островах, – сказала она. – Я стала приходить к ней по ночам, еще когда она была маленькой. Но Белоголовый об этом не знает.

Я видела, что зверю нравилось стоять рядом с Голубкой, казалось, он так и заснет, прижавшись к Голубке головой. Но немного погодя волчица встряхнулась и обошла несколько раз комнату, обнюхивая предметы. Пепел попал ей в нос, и она чихнула.

Когда волчица подошла ко мне, я в испуге попятилась. Я еще помнила тот день, когда встретилась с белым волком глаза в глаза у хижины Нанни, помнила, как он показал мне зубы и ощетинился.

– Просто стой спокойно, – посоветовала Голубка.

Я медленно протянула руку. Мех был густой и немного грязный. Волчица позволила себя погладить, а потом вернулась к Голубке. Та обняла ее за шею, словно лучшего друга, и подняла на меня взгляд, глаза ее сверкали.

– Знаешь, я тоже должна была работать в шахте, – сказала Голубка.

– Правда?

Она кивнула.

– Меня украли пираты. Я тогда была еще маленькой девочкой.

– А я думала, ты его дочка.

Она покачала головой.

– Нет. Или да, я ей стала. Но сначала у меня были другие родители.

Она дала волчице еще кусок мяса. Пока та жевала, Голубка рассказала мне, как стала дочерью Белоголового.

Так вот, когда она была маленькой, то всего боялась: пауков, темноты, незнакомых людей. Всякий раз, когда ей надо было забраться в отцовскую лодку, ему приходилось привязывать судно двойными канатами, иначе девочка опасалась, что упадет в воду. А когда она мыла полы, помогая маме, то страшилась обжечь ноги горячей водой. Да, ее пугало все на свете.

Но больше всего она испугалась, когда на нее напали пираты. Они швырнули ее в трюм «Ворона», где она всю ночь кричала от страха. Утром пираты спустились, чтобы дать ей хлеба и воды, и заметили, что волосы девочки побелели от пережитого ужаса. Но когда Белоголовый увидел ее длинные белые волосы, они ему очень понравились. Он заявил, что они с ней похожи – прямо как брат с сестрой.

А потом решил, что она станет его дочерью. Ей не надо будет ползать на карачках, рубить уголь и таскать корзины, не надо будет есть червивый горох и черствый хлеб. Зато она сама станет стеречь тех, кто работает в шахте.