Опомнись, Филомена! - Татьяна Коростышевская

– Убийство? Подозреваю, что последовательность задания – брачная ночь и убийство. Я устоял, значит, убивать меня рано.

– А если бы не угроза, не устоял бы?

– Ревнивая женушка… – Дож растянулся на постели, так как за разговором мы довольно быстро оказались в своих покоях. – Отважная Филомена. Когда ты вбежала в камеру, путаясь в подоле сорочки, я почти обрадовался.

Он называл меня «ревнивой» уже не в первый и даже не во второй раз, но только сейчас меня это обидело.

– Если начистоту, – я легла рядом с дожем поверх покрывала, – меня интересовало лишь ваше тело. Я опасалась, что, не предъяви я патрициям труп, мне не позволят надеть траур и все такое.

– Забавно, – зевнув, протянул Чезаре. – А до знакомства с экселленсе Дуриарти ел насекомых? Или это побочный эффект воздействия? Сколько вопросов… Гаденыш Лукрецио… подсунул подарочек…

– Вампиры велели кукольнику упаковать Блю и сжечь прочих кукол, та притворилась мертвой. И тогда Дуриарти засунул в ящик меня. Князь об этом не знал.

Не знаю, зачем я откровенничала, но дож обрадовался:

– Это меняет дело, Филомена! То есть головоломка сошлась и получилась занятная картина.

– Какая?

Вопрос повис в тишине, разбавляемой ровным дыханием спящего Чезаре. Мне не спалось, и даже вызванное в памяти лицо Эдуардо не принесло покоя. Бедняжка Блю, она никого не просила вдыхать в нее жизнь. Надеюсь, память вернется к кукольнику. Он должен нести бремя ответственности за свое детище. Как говорится, родителей не выбирают. Любопытно, чем сейчас занята кукольная шайка? Наверное, уже выбрались из дворца и пытаются уплыть из города. На что они будут жить? И где?

Мысли лениво и причудливо сменяли друг друга. Ответственность. У меня она тоже есть. Мой головоног. Завтра я попытаюсь с ней связаться. Если Чезаре будет на пикнике, это облегчит мою задачу. Синьорины слишком увлекутся сановным кавалером, чтоб заметить мое отсутствие. Карла и Маура прикроют. Карла. Какое задание ей поручил дож? Она вернется ко мне на рассвете? А если нет? Ничего страшного, мне достаточно и одной помощницы. Донна да Риальто, моя толковая Панеттоне. Она так загрустила, узнав, что Таккола скоро покинет Аквадорату…

Проснулась я от щекотки, Чикко водила хвостиком по щеке.

– Малышка, я забыла в коридоре твой ночник, – шепнула я нежно и едва сдержала возглас ужаса.

За ночь я умудрилась заползти под одеяло и обвиться конечностями вокруг супруга. Счастье, что он еще спал и маневров моих не заметил. Осторожно я распрямилась и села на кровати. Очень вовремя, потому что в двери постучали и донна да Риальто с горничными явились пожелать доброго утра дожу с догарессой.

– День будет добрым, – сообщил Чезаре, – так как начинается он с лицезрения таких хорошеньких синьорин.

Артуро увел господина одеваться в другие покои так стремительно, что я не успела переспросить супруга, ждать ли его на острове.

– Карла не возвращалась? – спросила я Мауру во время умывания.

– Нет! Я места себе не нахожу! Что случилось?

Рассказ получился сумбурным, потому что постоянно прерывался возгласами донны да Риальто, и от этой сумбурности я, видимо, не подобрала правильных слов, изложив все события ночи без купюр.

Маура расплакалась.

– Мы не можем найти Ангелу, – шепнула мне Инес, подавая полотенце. – Донна догаресса не знает, куда она могла подеваться?

Кракен меня раздери! Рыженькая служанка! Я оставила ее в своей постели, а когда в спальню вернулся дож, под пологом уже лежала синеволосая Блю!

Отбросив полотенце, я выбежала из ванной и принялась лихорадочно раздвигать стенные панели, маскирующие двери в смежные комнаты. Ангела обнаружилась в гардеробной. Ее связали, в рот воткнули кляп из свернутых чулок, а саму уложили в одежный сундук. К счастью, крышку не закрыли и горничная не задохнулась.

Охи и ахи наполнили комнату. Мы развязали Ангелу, потащили в ванную, заставили попить, я расцеловала тугие щечки девушки, не в силах сдержать чувств. Горничная ничего не поняла. Она спокойно спала, утомившись ожиданием дожа, и пленения практически не ощутила. Лежа в сундуке, попыталась освободиться, но быстро оставила попытки, испугавшись, что трепыхания сдвинут крышку, и стала ждать, пока ее освободят.

– Умница, – похвалила я. – Ты все сделала правильно.

Меня облачили в изумрудно-черное платье, подали маску.

– Маура, – позвала я. – Мы опоздаем в школу.

Фрейлина высморкалась, скрытая от меня пологом кровати.

– Не опоздаем, до отплытия час. Я распорядилась сервировать завтрак.

Надеюсь, сморкалась она не в занавесь.

– Чудесно, – я хлопнула в ладоши, – идем.

Носик Мауры распух и покраснел, глаза влажно блестели.

– Чего ревешь? – В коридоре я взяла ее под руку. – Из-за Карлы?

– Ты такая дурочка, Филомена, – непротокольно фыркнула подруга. – Мне стыдно за Эдуардо!

– Ты тут абсолютно ни при чем. Не ты играла в карты с шулерами и не ты делала ставки, которые не в силах обналичить. Если уж кому-то нужно стыдиться – ну, разумеется, кроме синьора да Риальто, – так это мне. Не сбеги я из дворца, презрев приличия…

– Ты не чувствуешь себя оскорбленной?

– Еще как! Но эти чувства на тебя никак не распространяются.

– Честное слово?

– Клянусь! – Я прижала к груди ладонь свободной руки. – Ты – моя любимая подруга, и ничто, совершенное твоей родней, не изменит этого факта.

– В свою очередь, – Маура зеркально повторила мой жест, – клянусь не сердиться на Карлу, что бы она ни сделала с моим непутевым братцем по приказу его серенити.

Вот зря она это мне сказала, из-за логичности мысли о задании дожа за завтраком мне кусок в горло не лез. Пышная сдоба, фрукты, мягкий сыр были одинаково безвкусны и падали в мой желудок, не принося удовольствия.

Карла убила Эдуардо? Покалечила? Опозорила? Чезаре столь мелочен, чтоб отправить на расправу хрупкую синьорину Маламоко? Я вспомнила противный хруст, когда каблучок хрупкой синьорины впечатывал в мостовую голову ночного громилы, и меня замутило.

На выходе из столовой мне подали плащ, и я набросила на голову капюшон, скрывая свое встревоженное лицо. Полумаска заканчивалась у кончика носа, но губы… Они дрожали.

Четверо гвардейцев ждали нас на ступенях дворца, Карла – у гондолы. Она была в своем костюме Ньяга, и Инес, забежав вперед, протянула ей маску Дамы:

– Синьор Копальди просил вас днем носить именно ее.

Когда донна Маламоко меняла личины, я успела рассмотреть ее бледное лицо и круги под глазами. Таккола провела бессонную ночь.

Она протянула Инес маску Ньяга и свернутый лист бумаги: