Одинокий волк - Джоди Пиколт

Для волка он чертовски похож на раненого теленка. И это включает пусковой механизм охотника. И абсолютно неважно, что волки знают Ларка, что он работал с ними каждый день. Его манеры двигаться достаточно, чтобы стая перестала его узнавать. Если бы могли, они бы его убили. — Отец воткнул лопату н землю, она осталась стоять вертикально, как настоящий солдат. — Это хороший жизненный урок, Эдвард, будешь ты когда-нибудь работать с волками или нет, — сказал он. — Неважно, что ты для кого-то сделал, не имеет значения, кормил ли ты кого-то из бутылочки, чтобы он не умер с голоду, или брал к себе ночью, чтобы согреть, одно неверное движение в неподходящее время — и ты становишься другим, неузнаваемым.

Это замечание я понял только несколько лет спустя. Мой отец совершил один неверный поступок в неподходящее время. С содроганием я понимаю, что после сегодняшнего утра он мог бы обвинить меня в том же самом.

Пьяный у моих ног начинает храпеть. Спустя мгновение входит полицейский.

Время, — говорит он.

Я смотрю на часы и понимаю, что провел здесь целых три часа, предаваясь зыбучим пескам воспоминаний об отце.

Это доказывает одно: можно убежать от другого за двадцать тысяч километров. Можно поклясться никогда не произносить его имя. Можно радикальным образом удалить другого из своей жизни.

Но все равно он неотступно будет следовать за гобой.

Мы снова в кабинете для допросов. Все по-прежнему, за исключением одного: кроме детектива и Джо, здесь находится еще какой-то парень с растрепанными волосами и такими красными глазами, что я мог бы предположить, что он пьян, если бы не считал такое поведение слишком рискованным для человека, который каждый день ходит на работу в полицейский участок.

Ну-с, — говорит чиновник, принимающий судебное поручительство. — Я записан к окулисту, конъюнктивит замучил, поэтому ближе к делу. Что там у вас, Лео?

Детектив протягивает ему бумаги.

Это довольно серьезное дело, Ральф. Это не просто нападение второй степени. Задержанный также препятствовал персоналу больницы выполнять свои профессиональные обязанности и причинил вред здоровью пациента.

«Что это все означает? — думаю я. — Неужели моему отцу стало хуже?»

Мы просим назначить залог с поручительством в размере пяти тысяч долларов, — заканчивает детектив.

Чиновник читает бумаги, которые передал офицер.

Выдернул штепсель? — протягивает он, глядя на Джо. — Мистер Нг, что скажете?

Речь идет о моем пасынке, — начинает Джо. — Он вырос в этом городе, его окружают родственники и друзья. У него прочное чувство социальной ответственности и нет финансов, с которыми можно сбежать. Даю вам слово, что не спущу с него глаз.

Чиновник трет воспаленные веки.

Цель залога — обеспечить присутствие обвиняемого в суде. Мы в Бересфорде не практикуем предупредительное задержание, мистер Уоррен, поэтому я назначаю залог в размере пяти тысяч долларов. Вас отпустят, если вы пообещаете явиться завтра в суд, соблюдать порядок и вести себя пристойно. Вам запрещается покидать штат Нью-Гэмпшир, пока дело не рассмотрено в суде. Я выпущу вас под залог при условии, что вас осмотрит психиатр. Вам запрещено появляться в больнице и около нее.

Секундочку! — восклицаю я, нарушая данное Джо обещание сидеть тихо. — Так не пойдет. Там мой отец, он умирает...

По всей видимости, недостаточно быстро, на ваш взгляд... — возражает детектив.

Я не позволю издеваться над своим клиентом! — вмешивается Джо.

Чиновник поднимает вверх руки.

Замолчите. Оба. Я уже заработал конъюнктивит. Не хватало еще мигрени. Завтра в окружном суде вам будет предъявлено обвинение.

А как же мой отец? — настаиваю я.

И тут Джо тяжело наступает мне на ногу.

Вы что-то сказали, мистер Уоррен? — спрашивает чиновник.

Я смотрю на него.

Ничего, — бормочу я. — Ничего.

Охотиться с волками страшно — находишься всего в пятнадцати сантиметрах от клацающих челюстей. Для волков речь идет об обеде или его отсутствии, ведь чаще всего во время охоты волки не едят по нескольку дней, поэтому мы говорим о борьбе за выживание.

Если слишком сильно уклониться влево или повернуть не в ту сторону, волки дадут об этом знать — зарычат и укусят. Но в бешеном возбуждении, ослепленные яростью, они наносят сокрушительный удар, поэтому дисциплинарное предупреждение, от которого страдает неосторожный член стаи, не идет ни в какое сравнение с тем, что ожидает добычу.

Волки знали, что мне за ними не успеть, что на охоте я буду только мешать. Когда они гнали добычу, я не мог бежать достаточно быстро, не мог, как они, сбить ее с ног, и тонкая кожа не могла меня защитить. После того как выпал снег, тактика охоты сменилась — волки стали устраивать засады. В течение тех месяцев, когда полуметровый слой снега укрывал землю, меня не только приглашали принять участие в охоте, но и ожидали, что я буду сидеть в засаде.

Когда стая устраивает засаду, ей нужны тяжелые, крупные самцы. Иногда необходимо, чтобы добыча повернула и побежала в определенные кусты, откуда выпрыгнут остальные волки и окружат добычу, давая возможность охотникам убить ее.

Я сидел в небольшом углублении, вырытом в снегу, с переярками и альфа-самкой, дожидаясь, когда крупный черный самец и взрослая волчица погонят на нас зверя.

Мы лежали неподвижно, потому что могли нарушить снежный покров и спугнуть добычу. Даже несмотря на окружающих меня волков, я мерз, поэтому, чтобы не заснуть, принялся размышлять. Волки были гениями маскировки. Они умели определять направление ветра и знали, как замаскировать запах. Разве олень не руководствуется инстинктами? Неужели он не знает из опыта поколений, что если волк гонит тебя на такой скорости в таком составе, то впереди ждет засада, а не охота на открытой местности? Разве он не понимает по резкой смене ветра, что впереди его ожидает опасность?

Все эти мысли вылетели у меня из головы, когда альфа-самка начала есть снег. Молодой волк тут же последовал ее примеру, зарылся мордой в снег и стал его глотать. Молодая волчица подняла голову к ветке, на которой, как игрушка на рождественской елке, висела сосулька, отгрызла ее и принялась облизывать, словно леденец.

Я удивляюсь: зачем, черт побери, они это делают? За три дня, что мы находимся в этом подлеске, я такого ни разу не видел. Возможно, волкам нужно пошевелиться, потому что мы слишком долго пролежали без движения. А может, они просто захотели пить.

Но волки никогда не совершают ненужных поступков, а по-скольку я жажды не испытывал, то и они, вероятно, тоже.

Я размышлял о том, что неужели лежание в глубоком снегу каким-то образом вызвало у волков обезвоживание, когда альфа-самка тихо клацнула на меня зубами и, сморщив морду, снова зарылась в снег. Я понял намек. Начал пригоршнями зачерпывать и есть снег, так, будто завтра уже не наступит.