Виртуоз - Александр Проханов

Черная, смоляная толпа валила в одну сторону, увлекая за собой Алексея. В дальнем углу рынка, освещенный фонарями, виднелся загон, в котором топтались бараны. Тут же находился утоптанный, посыпанный опилками круг. Здоровенный кавказец с голой грудью и могучими плечами выволок из загона блеющего барана, опрокинул на бок. Несколько сподручников стиснули барану ноги, навалились на косматое тело. Здоровяк выгнул баранью шею, выхватил нож и провел по горлу. Брызнула кровь, ярко оросила опилки, окропила мясника и помощников. Толпа взревела, затопотала, заплескала руками. Алексею показалось, что следующей жертвой будет он. Его опрокинут на опилки, выкрутят руки, сядут тяжеловесно на ноги. Гологрудый палач с золотыми зубами вывернет ему горло, махнет ножом, и все заревут, загогочут над его бьющимся окровавленным телом.

Барана подвешивали, сдирали шкуру, обнажая красные и белые сухожилья. Алексей повернулся и побежал, отыскивая выход из этого табора. А вслед ему кричали, хохотали, норовили подставить ногу.

Выбежал на проспект и тут же ощутил, что за ним наблюдают. Не было верзилы в надутом пиджаке, но его место занимала женщина, элегантная, в легком плаще, с золотистыми волосами, в темных очках. Стояла, покачивая изящной сумочкой, и могло показаться, что она ловит машину. Но Алексей чувствовал сквозь ее темные очки зоркие, въедливые, все замечающие глаза, которые хищно и возбужденно остановились на нем. Несомненно, это была разведчица, сотрудница Лобастова, которая занималась слежкой. Тоскуя, чувствуя безысходность, он кинулся прочь, стараясь избавиться от назойливого наблюдателя.

Ему повезло. Кругом вскипела толпа, которую изрыгал из себя стадион. Видимо, только что завершился футбольный матч. Болельщики казались ошпаренными, словно выпали из гигантской кипящей кастрюли, в которой продолжало что-то бурлить, жирно хлюпать и лопаться. Это были подростки и зрелые мужики, хрупкие юноши и почтенные старцы. Все одинаково багровые, мокрые, жарко дышащие, с обезумевшими, вылупленными глазами. Они держались группами, сгустками, перекрикивались, переругивались, грозили друг другу кулаками. Одни были замотаны в шарфы бело-голубого цвета с буквой «Д», заключенной в ромб. На других болтались похожие на банные полотенца накидки, белокрасные, с буквой «С». Некоторые несли государственные флаги с гербами, но все были предельно возбуждены, раздражены, сипло и жарко скандировали. «Спартак»— чемпион! «Спартак» — чемпион!» — кричали одни, ударяя кулаками в грудь. Им отвечали: «Спартак» — параша, победа будет наша!» — и тоже барабанно, как рассерженные орангутанги, били себя в грудь. Кто-то кинул пустую пластиковую банку, и она угодила кому-то в голову. В ответ полетела стеклянная бутылка, сочно чмокнула в живую плоть, упала на асфальт и разбилась. Группы сцепились, стали избивать друг друга. Дерущаяся толпа разрасталась. Бились стенка на стенку. В ход шли кулаки, древки, стянутые с шеи шарфы, в которые были замотаны камни. Глухо стучали удары, лилась кровь, падал то один, то другой. Мат, хрип, стоны. Алексей уклонялся от летящих бутылок, увиливал от утяжеленных камнями шарфов. Перед ним подросток закрывал разбитое в кровь лицо. Мужчина в красно-белой спартаковской куртке упал, закрыв руками пробитую голову. Как грозди, облепили припаркованную машину, раскачивали, зверски ухали, и она перевертывалась на бок, осыпалась стеклами.

Завыли сирены, из боковых проулков выскакивали солдаты в касках, с железными щитами. Врезались в толпу, наносили удары дубинками, разгоняя смутьянов. Выехал неуклюжий, грязно-зеленый водомет. В центр драки ударила свистящая струя, расшвыривая сцепившихся болельщиков. Алексей видел, как подросток, сбитый с ног, скрючился на асфальте, а его гнало, сметало струей. Уклоняясь от ревущей воды, окруженный болельщиками, он бежал, чувствуя, как холодит спину промокшая одежда. Перевел дух на набережной, у вечерней реки, по которой плыл нарядный, увешенный огоньками кораблик.

Город, куда его привезли, был болен. Насыщен звериными инстинктами, безумными похотями. Ненавидел, завидовал, выделил из себя взрывную материю, в которой не было места любви, милосердию, творчеству, а только — насилию и пороку. В темном небе, за туманом размытых огней, за иероглифами раскаленных реклам реяли духи, захватившие город.

Он брел по набережной, глядя, как на той стороне чуть зеленеет в сумерках лесистая круча. Хрустальный мост был переброшен через реку, и в нем переливались драгоценные кристаллы. Крохотная милая беседка с колоннами прилепилась на противоположном берегу. И сразу за ней берег полыхал цветными огнями, озарялся сполохами. Крутились бешеные карусели, раскачивались гигантские качели, завивались металлические спирали. Среди визгов, всплесков музыки, влетавших фейерверков, фантастический, белоснежный, с клювом и стреловидными крыльями, стоял «Буран», будто прилетел из космоса и остывал среди вечерней Москвы.

Алексей заметил двух пожилых мужчин, направлявших на космический челнок портативные фотокамеры. О чем-то говорили по-английски, по виду туристы, они как бы вскользь сфотографировали Алексея. И он вдруг понял, что это агенты, загримированные под туристов. Он по-прежнему под наблюдением. Люди Лобастова не отстают от него. Преследуют по пятам. Кинулся от них опрометью. Взбежал на стеклянный мост.

Очутился среди развлекательных павильонов, визгливой музыки, переполненных публикой аттракционов.

Публика показалась странной. Сплошь военные, в форме, кто в ботинках, кто в сапогах, но все в тельняшках и голубых беретах. У одних форма новая, с иголочки, у других поношенная, едва влезает. Береты щеголеватые, с кокардой, или приплюснутые и линялые. Шум, гогот. Рукава засучены. Наколки — парашюты и самолеты. Обнимаются, передают друг другу бутылки, пьют из горла. Падают тут же — кого поднимают, кто остается лежать. «Десантура везде пройдет! Десантник упал, не убит, а пьян!» Ревет аккордеон — танцуют голые по пояс «шерочка с машерочкой», выделывая кренделя. Разбивают кулаком кирпичи. Раскалывают бутылки о лоб. Один крутит сальто, другой грызет стакан, третий ест землю. «Ты под Кандагаром не был, а я твое Ведено в гробу видал!» «Там «духи, а тут «чечи». Один хер, все равно война».

Алексей двигался сквозь кишащий солдатами парк. Его штатский вид привлекал внимание. Кто-то пробовал его зацепить пьяной рукой. Кто-то норовил садануть кулаком. Кто-то предлагал хлебнуть из бутылки. Он отказывался, ускользал, торопился миновать опасное скопление. Фонтан шелестел пышными струями, которые меняли цвет, от лилового до огненно-красного. В фонтане купались двое абсолютно голых парней, их тельняшки и форменки лежали на краю фонтана. Вокруг стояли десантники, одобряли возгласами.

— Эй, ты чего здесь потерял? — окликнул Алексея здоровяк, оглядывая его гражданскую одежду. — Ты чего забрел сюда, чмо?

— Макнуть его, — деловито предложил другой.

Алексею дали подножку, подхватили за руки и ноги, раскачали и швырнули в фонтан, в разноцветные сполохи, в холод и визг. Он выбрался, отекая цветной водой. Заторопился к выходу, под свист и гогот.

Униженный, ошеломленный, замерзая в мокрой одежде, он покинул оргию десантников. Перебрел железный, с дрожащими струнами мост. Шел по улице, среди магазинов и ресторанов, видя впереди сияющий, как ночное солнце, купол собора. Он не мог понять, что с ним творится. Зачем его терзают и мучают. Чего от него добиваются. Кто эти люди, что воспользовались шутливой статьей Марка Ступника и навязывают ему чужую фантастическую родословную. Убили рыжего пересмешника Марка, поплатившегося за свою опасную шутку. Вырвали его, Алексея, из мирного уклада, осуществили насилие. Поместили в камнедробилку жестокого гигантского города и что-то совершают над ним, страшно и беспощадно воздействуют, ломают волю и разум, превращают в другое существо, в иную личность. И что еще предстоит ему пережить? Какие пытки? Какое вторжение в его беззащитную душу?