Ледяной клинок - Дмитрий Казаков

– Тогда мы вынуждены будем напасть, – переводчик вполне по-человечески развел руками. – Для вас это оружие всего лишь игрушка, а для нас – инструмент в борьбе с подземным мраком. Мы…

– Идите сюда! – перебила его Саттия. – И я выпущу вам кишки! Даже кольчуги вам не помогут! – и она выкрикнула боевой клич, с которым эльфы шли в бой еще в те времена, когда людей и гномов в Алионе не было: – Эл атакуэ![4]

– Ни хар сьялв валт одет![5], – пробурчал предводитель и сделал властный жест.

Гномы с топорами шагнули назад. Морщинистый поднял обе руки, шевельнул пальцами. Земля содрогнулась, над мокрой, в лужах дорогой поднялись столбы из серой пыли, надвинулись, закрывая обзор. Один окутал морду Чайки, та испуганно заржала, из носа кобылы потекла кровь. Другой навалился на Бенеша, но тот стремительно нарисовал прямо в воздухе трехрогий знак, и столб рассыпался.

Левую руку Олена, сжимающую поводья, дернуло. От плеча к кисти прошла боль, и от пальцев полилось неяркое голубоватое свечение. Такое же замерцало вокруг меча, заструилось сверкающим вихрем. Полетели в стороны искорки холодного синего и белого пламени. Соприкоснувшиеся с ним столбы пыли один за другим исчезли, попадали наземь горстями сухого праха.

Гномий маг прорычал что-то через стиснутые зубы, сделал загребающее движение. Почва перед ним вздыбилась чудовищным грибом. С хлюпаньем и рокотом поднялось из нее уродливое существо без головы, с короткими толстыми ногами и длинными могучими руками.

Из бугристого коричневого тела торчали корни и пучки травы, в дырке на животе виднелся ошалело дергающийся червяк.

– Голем! – выкрикнула Саттия, вскидывая меч. Бенеш застонал и принялся рисовать что-то еще.

– Фрамат![6]! – рявкнул гномий маг, и существо медленно двинулось к всадникам. Кусака оскалил зубы и начал пятиться, Чайка сделала попытку рвануть в сторону, и наездница с трудом удержала ее на месте.

Рука Олена сама, без приказа, качнулась вперед. Поток свечения, состоящего из тысяч искорок, ударил в голема. Окутал его, и земляное создание замерло. Раздался треск, какой издают деревья во время сильного мороза, коричневая фигура посерела, по ней побежали трещины. С глухим рокотом голем развалился на куски покрытой инеем, твердой земли.

Гномий маг отступил, губы его затряслись, во взгляде мелькнул откровенный страх.

– Прорываемся! Шпоры! – быстрее всех сориентировалась в ситуации Саттия.

Олен послушался, не задумываясь, едва успел схватиться за поводья. Кусака заржал и рванул вперед, один из гномов-воинов успел отскочить, другого сбило наземь. Мелькнуло злое лицо седовласого предводителя, и обитатели гор остались позади. Сбоку выдвинулся серый мерин Бенеша с прижатыми ушами и вздымающимися боками.

Грудь его работала как мехи. Сам ученик мага выглядел так, словно получил сковородкой по голове – глаза выпучены, на лице ошеломление.

– Стоп! Хватит! – крикнула Саттия, когда они спустились в низину, и под ногами лошадей заплескала вода ручейка. – Еще коней запалим.

Всадники перешли на шаг.

– Что это было? – Олен поглядел на руку, на меч, без свечения кажущийся выточенным из обыкновенного льда. – Ты можешь объяснить?

– Нет, я никогда такого не видел… – залепетал Бенеш, – и учитель не говорил, да… если бы у меня имелись книги…

– Но книг нет, – оборвала его Саттия, – зато есть висящие на хвосте враги. Так что хватит болтать, и вперед.

Ехали быстро, но так, чтобы беречь лошадей. Постепенно темнело, дождик капал то сильнее, то слабее. Лес тянулся и тянулся без малейших признаков человеческого или иного жилья. Попадались болота, воздух над которыми дрожал от кваканья. Комары то и дело пускались в погоню за всадниками, зудели над ухом, потом отставали. Но на смену им являлись новые.

– Места тут дикие, и я их не знаю, – проговорила Саттия, когда стало так темно, что дорогу удавалось различить с большим трудом. – Так что лучше, наверное, остановиться. А то заедем еще куда-нибудь.

– Но темно… холодно… сыро… – донесся жалобный голос Бенеша. – Как тут можно ночевать?

– Я разведу костер. Это не так сложно, как кажется, – Олен нащупал на поясе сохраненный во всех передрягах мешочек с трутом и огнивом.

Проехали шагом еще около полумили, затем свернули к небольшому холму, на вершине которого почва оказалась посуше. Олен выбрал место, где пламя не будет видно с дороги. Спешились, привязали лошадей и принялись собирать хворост. Когда набралась большая куча, он выбрал тончайшие веточки. Стукнул огнивом, и слабенькие желтые огонечки заплясали на дереве.

– Я прослежу, чтобы разгорелось, а вы пока наломайте лапника. Не спать же на голой земле?

– Спать? Вряд ли я смогу тут даже задремать, – вздохнул Бенеш, но покорно ушел во тьму вслед за Саттией.

Некоторое время оттуда доносился треск и приглушенные голоса. Когда девушка и ученик мага приволокли охапку еловых ветвей, костер пылал вовсю, от него шло ровное, устойчивое тепло. Дрожащий оранжевый свет падал на лошадиные морды, на мокрые кусты. Из тьмы выступали древесные стволы, но дальше клубилась пронизанная шорохом падающих капель тьма.

– Ну так что, Бенеш, будешь ложиться? – поинтересовался Олен, глядя, как Саттия расстилает ветки ровным слоем.

– Нет, вряд ли… Это все так необычно, что со мной случилось в последние дни, да. Я не знаю…

– Тогда попробуй узнать подробности относительно знака твоего учителя. Это можно сделать, если я буду спать?

– Так даже лучше.

– Отлично. Ну и подумай насчет того, что сегодня было. Поизучай мой меч. – Олен зевнул, посмотрел в сторону костра, рядом с которым лежала толстенная лесина, от нее валил пар. – Как эта штука высохнет, сунешь ее в пламя. Будет греть неярко, медленно, до утра хватит.

Он развязал плащ, постелил его рядом с улегшейся Саттией. Захрустели ветки, Олен завернулся в накидку целиком. Некоторое время ворочался, ощущая боками «укусы» колючих веток, а затем провалился в сон. Поначалу тот был обычной смесью мутных видений, а затем…

… Олен точно проснулся, открыл глаза. Обнаружил нависающее над ним огромное женское лицо. Разглядел темную синеву зрачков, крохотные морщинки у уголков глаз, блестящую кожу щек, лба, а также небольшой шрам под нижней губой, пухлой и немного оттопыренной.

Женщина что-то сказала, но речь ее прозвучала как набор грохочущих звуков, лишенных всякого смысла. Она отклонилась, и Олен увидел комнату, очень большую, настоящий зал.

Сам Рендалл, судя по всему, лежал в кровати. Видел спинку, поднимающиеся от нее столбики светло-коричневого цвета, украшенные резьбой. На стенах мягко золотились ковры, потолок закрывал укрепленный на столбиках полог. Черный, с синими, белыми и зелеными блестками, он напоминал звездное небо.