След Бешеного - Виктор Доценко

— Конечно, помню. И даже могу себе представить, какое потрясение испытала его душа — отдать, с его точки зрения, честно заработанные миллионы.

— Да уж, наш мудрый Брюс — живое воплощение характерной еврейской алчности, — припечатал своего давнего и полезного агента неумолимый Роджер.

При том, что официальная политика Вашингтона всегда была направлена на поддержку Израиля, и ее носители не жалели обвинений другим странам в антисемитизме, правоверные протестанты, к которым причисляли себя и Лайн, и Паркер, в глубине души евреев не любили и даже презирали.

— Я терпеть не могу, — развивал свою мысль Роджер, — когда люди типа Брюса, которые за хорошие деньги без раздумий продадут собственную матушку, проявляют инициативу в политических вопросах. Как только в программах новостей по ТВ и в газетах его имя появится рядом с именем господина Можаева, обязательно пойдут пересуды о том, что в этом деле замешано ЦРУ. Это вам не русский «крот» в ФБР! Ведь мы планировали всю эту историю с господином Можаевым так, чтобы даже наша тень в ней не мелькала.

— Тебе прежде всего надо как следует всыпать Брюсу, — сказал Стивен.

— Что я и намерен сделать немедленно по приезде в город, но для этого мне нужна копия его письма.

— Копия ждет тебя у факсимильного аппарата, на квартире, — не моргнув глазом доложил Стивен.

Он имел в виду конспиративную квартиру ЦРУ, которой, бывая в Вашингтоне, обычно пользовался Лайн.

Роджер одобрительно кивнул.

— И последнее. Нам грех не воспользоваться «той ситуацией в ФБР и не прижать этого подонка Майкла Джеймса, Красного Мишку. Я никогда не сомневался в том, что он русский шпион, но до сих пор он действовал безошибочно. А теперь нам наконец есть что ему предъявить!

— Без сомнения! — охотно поддакнул Стивен.

— Утром я подготовлю записку с изложением имеющихся у меня фактов, а ты покажешь ее нашим боссам. И пусть они серьезно переговорят с руководством ФБР. Эти парни только что обожглись на молоке и теперь будут дуть на воду. Если они этого Мишку не посадят, то хотя бы как следуют пугнут, после чего он надолго заляжет в свою берлогу и не будет путаться у нас под ногами…

Распрощавшись с верным Стивеном и едва войдя в квартиру, Роджер позвонил Брюсу в Швейцарию. Там было раннее утро, и старик, скорее всего, почивал. Но Лайн никогда не отличался Деликатностью в обращении со своими платными агентами и даже немного этим гордился.

— Доброе утро, Брюс, прости, что беспокою в столь ранний час. Но дело крайне срочное, — ледяным голосом проговорил Роджер.

Однако интонационный выстрел пропал впустую — старик Рубинстайн спросонья не обратил па него внимания.

— Привет, Роже, — так на французский манер называл он Роджера. — Что такое приключилось в мире и вынудило тебя прервать и без того беспокойный сон одинокого больного старика?

Рубинстайн был женат неоднократно, имел от разных жен шестерых детей, но предпочитал жить один — либо в своем больше похожем на крепость доме в окрестностях Цюриха, либо в огромном поместье на острове Антигуа в Карибском море. Много времени он проводил на своей комфортабельной трехмачтовой яхте.

— Не прибедняйся, Брюс, и отвечай четко на мои вопросы! — приказал Роджер.

Старик недовольно засопел, но промолчал.

— Ты хорошо знаешь господина Можаева? — спросил Лайн.

— А кто может сказать, что кто-то кого-то хорошо знает, мой милый Роже?

— Брюс, когда ты оставишь эту дурацкую еврейскую манеру отвечать вопросом на вопрос? Я тебя еще раз спрашиваю: ты хорошо знаешь господина Можаева?

— Ну, можно сказать, неплохо. Бедняге не повезло. Он оказался в вашей тюрьме, чего я, не без твоей помощи, дорогой Роже, избежал. Условия в ней, конечно, намного получше, чем у него на родине, но я все равно ему не завидую. Не могу понять, какой только бес понес его через океан?

От такой наглости Роджер просто опешил.

— Да ты же сам убеждал его приехать в США, обещал встретиться с ним и помочь с переводом его капиталов на более безопасные счета! — возмущенно почти выкрикнул Роджер.

— Я?! — В голосе Брюса прозвучало искреннее изумление. — С чего ты взял?

— Передо мной лежит пространное письмо с твоей подписью, — сообщил Роджер.

— Немедленно пошли его мне по факсу. — По деловому тону Брюса стало ясно, что он только сейчас проснулся окончательно.

— Посылаю. Ты его внимательно изучи, а я ми-пут через десять перезвоню.

Роджер положил трубку, пошел на кухню, открыл холодильник, взял банку пива и с наслаждением выпил. Бесконечные взлеты и посадки, помноженные на волнения, — в горле постоянно стоял какой-то сухой колючий ком.

«Интересно, как эта старая еврейская скотина будет выкручиваться?» — подумал он, набирая номер Рубинстайна.

Но тот и не думал выкручиваться.

— Полный бред, Роже! Представь себе, подпись несомненно моя. Но клянусь тебе Торой, Талмудом, Кораном и Евангелием — я этого письма не писал. — Его голос звучал вполне искренне.

— Словом, хочешь сказать, что подпись твою не подделали, а точно скопировали. Сам понимаешь, при современном уровне копировальной и компьютерной техники это дело нехитрое. — Казалось, Роджер разговаривал сам с собой.

— Роже, это и мне, старому дураку, чьи предки прожили в Одессе на Молдаванке не один десяток лет, понятно. Но он-то купился не на подпись!

— На что же? — невинно спросил Роджер, хотя прекрасно знал ответ.

— На предложенную в письме схему переброски капиталов. Схема, должен признаться, безусловно, гениальна, — не без восхищения оценил он.

— Так все-таки схему придумал ты? — резко спросил Роджер, зная, как скуп на похвалы Брюс, особенно если речь идет о чужих финансовых операциях.

— С большим сожалением должен признаться, не я. А то мог бы заслуженно гордиться очередным открытием в сфере легального увода капитала от высоких налогов.

— А кто, кроме тебя, мог придумать такую схему? — как бы между прочим поинтересовался Роджер.

— Только один человек. Ты его знаешь под именем Широши, но на самом деле он — еврей и зовут его Лейба.

— Широши… — задумчиво повторил Роджер: национальная принадлежность этого человека занимала его в данный момент меньше всего. — Ты в этом уверен, Брюс?

— Из тех людей, кого я знаю, изобрести такое мог только я или он. А так как я к этому не причастен, значит— он. Настоящая еврейская голова! Хотя нельзя полностью исключить и появление какого-то нового финансового гения…

Роджер, естественно, не собирался раскрывать Брюсу действительную роль Широши в деле господина Можаева, а про себя подумал: «Да, крепкий орешек этот Широши! Как умело отвел от себя любые возможные подозрения! Заработал деньги и при этом бросил тень на своего давнего партнера и одновременно конкурента… «