Книга запретных наслаждений - Федерико Андахази

Вечером Иоганн, не помня себя от радости, вышел на улицу. В городе царило веселье: все харчевни вокруг рыночной площади были переполнены. Гравер решил, что встречу с родиной и чудесное возвращение дома со всем имуществом нужно как следует отпраздновать. Он зашел в старую пивную «Шёфферхоф Майнцер», где варили лучшее пиво в городе, — Иоганн собирался напиться вдрызг.

Облокотившись о стойку, Гутенберг присоединил свой голос к группе приятелей, восхвалявших в своих песнях выпивку и женщин. В тот момент, когда он поднимал шестой кувшин, чья-то рука дружески похлопала его по плечу. Иоганн, не глядя, ответил таким же приветствием.

— Гутенберг? — радостно спросил незнакомец. — Иоганн Гутенберг, сын Фриле?

Будь Иоганн чуточку потрезвее, он бы, конечно, насторожился: много лет назад Майнц прощался с ним не слишком радушно. Но теперь хмельной и усталый Гутенберг открыл свое сердце и ослабил защиту.

— Да, друг мой, это я. Дай-ка мне на тебя посмотреть, — ответил он, одновременно пытаясь связать это смутно знакомое лицо с каким-нибудь именем.

Заметив растерянность на лице Гутенберга, собеседник пришел ему на помощь:

— Фуст, Иоганн Фуст.

Гутенберг переменился в лице. Он сразу же вспомнил, что к чему. Когда он покидал Майнц, семейство Фуст владело самым богатым банком в городе. И, судя по роскошному шелковому наряду Иоганна Фуста, продолжало владеть им и теперь. Гутенберг вспомнил, что перед ним — сын старого отцовского знакомого. Отношения между управляющим монетным двором и могущественным банкиром были тесные, но очень непростые.

— Какая честь, ваше превосходительство! — произнес Иоганн почти подобострастно — так на него воздействовали алкоголь и благоговейное почтение к деньгам.

— Давай без чинов. Добро пожаловать в родной город! — выкрикнул Фуст, поднимая кувшин с пышной пенной шапкой.

Банкир увел своего давнего знакомца от компании горланящих пьянчуг и усадил за стол в дальнем темном углу. Щелчком пальцев он заказал еще пива и, приобняв Гутенберга за плечо, объявил:

— Я хочу познакомить тебя с моим компаньоном.

Фуст махнул рукой в сторону двери в служебное помещение, и оттуда вышел мужчина с острым взглядом и элегантной курчавой бородкой.

— Мой друг и компаньон Петрус Шёффер. Иоганн Гутенберг, — представил обоих Фуст.

Шёффер, услышав последнее слово, удивленно переспросил:

— Гутенберг?

Гравер, заинтригованный такой реакцией, молча кивнул.

— Иоганн Гутенберг, собственной персоной?

Иоганн покосился на Фуста, точно желая проверить тот ли он на самом деле Гутенберг, о котором думаю! эти двое, или произошла какая-то путаница.

— Я поражен твоей скромностью, — сказал Фуст.

— Ваше превосходительство, можете располагать мною, как вам будет угодно, — пробормотал Шёффер и церемонно поклонился.

Видя, как растерялся Гутенберг, Фуст почел нужным объясниться:

— Ты, кажется, не знаешь о своей славе здесь, в Майнце.

В подтверждение слов банкира Иоганн сперва кивнул, а затем помотал головой. Он пока не понимал, благоприятно ли для него это известие.

— Нам пора поговорить об одном деловом предприятии, — сказал Фуст.

Последнее слово очень нравилось самому Гутенбергу.

Зигфрид из Магунции впервые с начала своей пылкой речи поворотил обвиняющий палец на Иоганна Фуста. Судьи гадали, какой тон изберет прокурор для рассказа о самом могущественном банкире Майнца и, несмотря на иудейское происхождение, одном из самых влиятельных членов городской общины.

Как и указывала его фамилия, банкир был сработан из древесины старого дерева Фаустов[57](на латыни эта фамилия пишется Faustus),корни которого уходят в самую глубину германской истории. Многие его предки занимали важные должности в Священной империи. У своего старшего брата Якоба Иоганн выучился благородному ремеслу ювелира, а у своего дяди Аарона — искусству ростовщичества. К тому же он был готов совместить эти два умения, чтобы еще более приумножить свое и так уже солидное состояние. Опираясь на собственное хитроумие, древность рода, имя и славу предков, Иоганн Фуст поднимался все выше — ступенька за ступенькой — благодаря связям с властями предержащими, нюху на прибыльные дела и, в первую очередь, независимости от общепринятой морали.

В юные годы Фуст был зачарован книгами. В доме его отца — редчайший случай — имелась частная библиотека; вообще-то, такой привилегией пользовались только монаршие семейства и некоторые аристократы самого высокого звания. Фуст унаследовал от своего отца более сотни книг и сам умножил это количество втрое. Он собирал не только экземпляры Библии и другие религиозные писания в богатых переплетах — у него имелись даже старинные папирусы и пергаменты. Среди редкостей у Фуста была и древняя рукопись Торы на папирусе: двадцать четыре свитка, составлявшие Танах, и два свитка Талмуда — Мишна и Гемара. В тайнике за семью замками Фуст хранил десяток запрещенных книг, о существовании которых было известно лишь ему одному.

В молодости Гутенберг и Фуст побывали в одних и тех же местах, хотя и в разное время, ведь Гутенберг был тремя годами старше; Фуст отличался успехами в каллиграфии и ювелирном деле. У них нашлись и общие учителя, и общие друзья. Их семьи были связаны между собой деньгами: отец Иоганна их изготовлял, но не имел; отец Фуста их копил и тратил на роскошные вещи. Жизни двух Иоганнов как будто шли параллельными путями, однако им было суждено пересечься в той точке, которую легко счесть совпадением. В характерах этих людей тоже было немало общего: честолюбие, храбрость и далекая от общепринятой трактовка этических и юридических норм. Однако главным, что их сближало, была все-таки одержимость книгами: священными и мирскими, но также и бухгалтерскими.

В те времена маленький мирок граверов, каллиграфов и ювелиров был охвачен настоящей лихорадкой, похожей на алхимическую; вот только эти люди искали не формулу приумножения золота, а способ воспроизведения ценных рукописей. Ни для кого не были секретом успехи, которых добились Мазо Финигерра и Панфило Кастальди в Италии, Прокопиус Вальдфогель в Праге, Костер в Голландии и Мантель в Страсбурге среди прочих, менее известных; но был один человек, чье имя стояло высоко над всеми, и это был Иоганн Гутенберг, который, укрывшись от мира в своем разрушенном аббатстве, ничего не знал о своей громкой славе в узком кругу конкистадоров слова, которые бесстрашно бросались в плавание по чернильным морям на своих хрупких бумажных кораблях. Именно тогда Фуст решил поучаствовать в этом молчаливом соперничестве, заключив союз с одним из лучших каллиграфов мира, Петрусом Шёффером.

Петрус Шёффер родился в 1425 году в городе Герншайме, что в земле Гросс-Герау. Он был одним из искуснейших переписчиков Германии. То была каллиграфия высшей пробы; красочная расцветка буквиц, богатство украшений, строгая изящность виньеток и солидность переплетов определяли статус его рукописей: по обоим берегам Рейна они ценились выше всех прочих, кроме, конечно, работ Зигфрида из Магунции. Для Шёффера сотрудничество с Фустом с самого начала оказалось весьма плодотворным: помимо щедрых авансов, которые банкир выдавал на эксперименты в книжной мастерской, Петрус получил также и руку его прекрасной дочери Кристины, женился на ней и нажил в этом браке двух детей.