Фамильный оберег. Отражение звезды - Ирина Мельникова

Много подарков принесли тогда на зубок маленькому Мироше: патроны, пули, стрелы, лук. Дед подарил шашку. Одну из таких пуль Мирон до сих пор носил на шее как оберег, вместе с крестом. С детства он был приучен думать по-военному. Сын, внук и правнук донского казака, он и ребенком был уже казаком…

По временам все ребячье население станицы выступало за околицу, где, разделившись на две партии, строили камышовые городки. В бумажных шапках и в лядунках[43]через плечо, как у бывалых вершников, с бумажными знаменами и хлопушками, верхом на палочках, противники сходились, высылали стрельцов или наездников-забияк и, нападая, сражались с таким азартом, что не жалели носов; рубились деревянными саблями, кололись камышовыми пиками, отбивали знамена, хватали пленных. Победители под музыку из дудок и гребней, с трещотками или тазами возвращались торжественно в станицу; сзади, заливаясь слезами, понурив от стыда головы, шли пленные.

И, сколько Мирон себя помнил, рядом был Захарка, с которым они и в бабки играли во дворе, и в ладышки[44], и кубарь ловко крутили кнутом. Еще сил в руках не хватало, а они уже брали пищаль и бежали гонять сурков, чутких дроф и стрепетов. А бывало, взапуски скакали по степи, загоняя сорвавшийся в метель табун или отбивая его от волчьих стай. Они ползали на животе, подкрадываясь к зверю, они переплывали Дон, спасаясь от татар. Уже тогда они знали, что промах из ружья для них – часто смерть или плен.

Дед же приучал его к охоте на дикого зверя. И здесь чего только не случалось: и коней необъезженных за гриву ловил, и стреножил их, увертываясь от копыт и зубов озверевших жеребцов. Два тура чуть не стоптали его вместе с конем, олень на рога поддевал, вепрь на бедре меч оторвал, медведь у колена потник когтями рванул. И с коня, бывало, не раз падал, и лоб разбивал, и руки и ноги ранил. Всякое бывало. По малолетству не дорожил своею жизнью, не щадил головы. Но Бог сохранил его, уберег… Для чего только?

Мирон скрипнул зубами. Разве для плена постыдного?

Вдруг что-то зашуршало в кустах и вмиг отвлекло его от воспоминаний. Неужто Никишка вернулся? Но тут на поляну перед юртой выскочил рыжий пес. Мирон оторопел. Адай? Откуда?

Пес остановился шагах в пяти от него, расставив лапы и склонив лобастую голову. Но нападать, похоже, не собирался.

– Адай, – позвал собаку Мирон. – Иди сюда! – И протянул руку.

Пес не тронулся с места, но завилял хвостом – признал все-таки!

«Айдына! – спохватился князь. – Пес неразлучен с хозяйкой!» Он вскочил на ноги, огляделся. Никого!

Но Адай не уходил, словно ждал чего-то. Или кого-то?

– Мирон! – раздалось за спиной.

И он чуть было не упал, рванувшись на голос и запнувшись за кочку. Сердце едва не выпрыгнуло из груди от радости. Айдына! Легка на помине! Запыленная, усталая, но такая любимая! Такая желанная!

Он обнял ее за плечи, прижал к груди и принялся покрывать поцелуями лицо, шепча лихорадочно: «Айдына! Счастье мое! Вернулась!»

Айдына слабо сопротивлялась, но не отталкивала, а потом вдруг вывернулась, взяла его за руку и направилась к юрте.

За войлочными стенами тревожно завывал ветер. Айдына лежала с открытыми глазами. Ей было жарко в объятиях Мирона, но она боялась шевельнуться, чтобы не разбудить любимого. Но все-таки решилась, отвела его руку и встала с постели. В кромешной темноте она видела, как кошка. И движения ее были сильными, гибкими, ловкими, точно у рыси, покинувшей логово ради добычи.

Она надела рубаху, прошла к бочонку с айраном, зачерпнула в деревянную чашу напитка, сделала несколько глотков. Затем подбросила хворосту в очаг. Огонь живо всколыхнулся, весело затрещали ветки. Айдына присела на кошму, подтянула к груди колени. Склонила на них голову. Счастье переполняло ее, искало выход, но Мирон спал, и ей не хотелось тревожить его.

Айдына глянула на постель и губы сами расплылись в улыбке. В сумраке было видно, как лежал Мирон – на спине, чуть повернувшись на левый бок, закинув правую руку за голову. Тело и расслаблено вроде, но сила-то в нем так и играет. Голос ласков, но тверд, а глаза… Ох, что за глаза у него! Чистые, голубые, словно небо после дождя, но зверь в них таился – оттуда, изнутри… Словно прицелился, наметил противника и изготовился к смертельному броску. И только сон его укротил – сильного, хоть и крепко битого, но здорового, а случится, и опасного зверя!

Айдына довольно усмехнулась, вспоминая, как осторожно поначалу ласкал он ее тело. Но она заставила его забыть обо всем! Сгорая от нетерпения и любви, она сама была смелой и пылкой, горячей и ненасытной. Ее стоны заглушали ветер, что бесновался этой ночью, сбивая с деревьев последние листья. Она принимала Мирона, растворяясь в бесстыдных ласках. Не отпускала его, покрывая сильное тело поцелуями. Их души уносились к звездам, что игриво подмигивали в глубине ночи. Луна же прикрылась тучами, точно платком. Видно, не вынесла страстных воплей и сладостных стонов. Крепко позавидовала Айдыне.

Приятная истома овладела телом. Айдына вновь улыбнулась, представив сильные руки Мирона. Какими они были ласковыми, а как светились его глаза! Светились счастьем! Диким, необузданным… А слова, что шептал ей на ухо? Она почти ничего не понимала, но знала, это – слова любви. Их она долго ждала! О них она мечтала… Его тяжелое тело вдавило ее в постель, его лицо было так близко… Сама земля, казалось, раскачивалась под ними, а за стенами юрты шумно вздыхал Адай и, похоже, вскакивал на лапы всякий раз, когда его хозяйка вскрикивала и молила: «Мирон! Миро-о-он!»

Айдына стиснула зубы, чтобы унять желание. Но напрасно! Взгляд Мирона не отпускал. Недавно она поняла, что способна водить его на невидимой, но прочной узде, но… нельзя! Запретно и недоступно! Ведь заполучить его любовь без остатка, завладеть ею бесповоротно можно, лишь отдавшись ему целиком – душой, телом, сердцем и разумом. До конца раствориться в его любви. Чтобы слилось воедино биение их сердец, смешались их дыхания… Но тогда, пусть добровольно, ограничить собственную волю, утратить силу – дары светлых богов бесплатными не бывают.

Айдына с тихим всхлипом перевела дыхание. На кого пенять – сама выбрала этот путь… Путь воина, путь вождя! Ведь было же, было перепутье, могла отказаться и жить, как живут все женщины… Ну, почти так же. И был мужчина… Такой же почти, как этот. Был Киркей… Но почему был? Он до сих пор ее любит. Но разве сумеет она забыть Мирона?

Она протянула руку к чаше. Айран делает разум чистым, думы – легкими. Но на этот раз айран не помог. Видно, против сердца он был бессилен. И мысли ее вновь вернулись к Мирону. В ту их первую ночь в остроге он был мягким и осторожным, нежным и трепетным, все понимающим и чувствующим. Но сегодня взял ее яростно, сильно, с буйным напором летнего вихря. Взял, как вражескую крепость, как непокорное кочевье в степи. Но именно этого ей и хотелось.