Заговор Европы - Василий Галин

Действительно, это было главной причиной затяжки переговоров, втянутые в них британский и французский кабинеты не знали, как из них выйти. Член кабинета Д. Саймон заявлял — если переговоры провалятся, то важно будет иметь общественное мнение на «нашей» стороне753. Любой ценой необходимо было обвинить в срыве переговоров Советский Союз. В этом случае, по словам Сидса, если переговоры не будут успешными, «то будет невозможно обвинить в этом» британское правительство754. Суриц в связи с этим доносил в Москву: «Наши партнеры не хотят «настоящего соглашения с нами», но боятся реакции общественности в случае провала переговоров»755.

Итог англо-французской дипломатии подводил Жданов: «британское и французское правительства не хотят заключать договор, основанный на взаимной ответственности и равных обязательствах; они хотят соглашения, «в котором СССР выступал бы в роли батрака, несущего на своих плечах всю тяжесть обязательств». Англичане и французы хотят вести только разговоры о соглашении, а сами готовят почву, чтобы обвинить Советский Союз в срыве переговоров и оправдать новую сделку с агрессорами756. Здесь Жданов вплотную подошел к раскрытию «Английской тайны»…

Очередная английская тайна…

По мнению Сурица, Чемберлен и Даладье были готовы на что угодно, лишь бы добиться договора с Германией и Италией. «Им, конечно, невыгодно теперь же рвать с нами, ибо они тогда лишатся козыря в переговорах с Берлином. Обратятся они к нам только в том случае, если не вытанцуется соглашение с Берлином и последний предъявит требования, даже для них неприемлемые»757.

Действия Гитлера лишь стимулировали активность англичан. Так две недели спустя после речи Гитлера 28 апреля, в которой он фактически расторг германо-польский пакт о ненападении и англо-германское военно-морское соглашение, Майский отмечал, «что за последние дней десять после речи Гитлера здесь вновь подняли головы «умиротворители»» — «Times» как раз начала в то время большую кампанию «за еще одну попытку» прийти к соглашению с Германией и Италией758. Может, это просто совпадение, пишет М. Карлей, что О. Харви, личный секретарь Галифакса, за шесть дней до того, как Майский отослал свою депешу Молотову, отметил в своем дневнике, что ««умиротворительство» опять поднимает свою отвратительную голову. Я уже не раз слышал намеки, что оно уже вовсю маячит у нас за спиной в номере 10. Впрочем, это вполне нормально, что и руководство «Times» опять берет душераздирающую пораженческую ноту — «Данциг не стоит новой войны…»»759.

Коллье, говоря о протоколах комитета по внешней политике, составленного из министров кабинета, занимавших ключевые посты, отмечал, что «если почитать между их строк», особенно высказывания Чемберлена, то «трудно избавиться от ощущения, что настоящий мотив поведения кабинета — желание заручиться поддержкой русских и в то же время оставить руки свободными, чтобы при случае указать Германии путь экспансии на восток, за счет России… Советскую поддержку стоило иметь на своей стороне, и… дать русским, в обмен на обещание их помощи, уверенность, что мы не бросим их в одиночестве перед лицом германской экспансии»760.

Месяц спустя, в мае, посол Польши в Англии докладывал своему министру иностранных дел: Чемберлен, несомненно, избегает всего, что «лишало бы его возможности вновь вернуться к переговорам с Берлином и, возможно, с Римом». По мнению посла, недавнее выступление Чемберлена «является очередным, не знаю, которым уже по счету, предложением, обращенным к Германии, прийти к соглашению. В то же время в этом выступлении нашло также отражение его давнишнее отрицательное отношение к заключению формального союза с Советами»76'. Чемберлен действительно упорно настаивал, что Россия, а не Германия, представляет собой главную угрозу западной цивилизации762. В парламенте он заявлял, что «скорее подаст в отставку, чем заключит союз с Советами»763.

Видный представитель консервативной партии Ч. Спенсер выдвинул тезис о том, что «Германия может путем войны получить меньше, чем путем переговоров», он передал от английской стороны Герингу меморандум с предложением о созыве нового мюнхенского совещания четырех держав без СССР и Польши. Перед вручением меморандума Спенсер счел необходимым заверить, что ведущиеся Англией переговоры с СССР «не должны пониматься как проявление какой-либо симпатии к русскому методу управления. Конечно, в Англии есть люди, выступающие за политические связи с Россией. Но ведут они себя тихо, их мало, и они не располагают влиянием»764.

8 июня Галифакс заявил в парламенте, что Великобритания готова к переговорам и с Германией763. На следующий день Гендерсон посетил Геринга и заявил ему, что если бы Германия пожелала вступить с Англией в переговоры, то получила бы «не недружественный ответ»766. 13 июня Гендерсон встретился со статс-секретарем министерства иностранных дел Германии Вайцзекером, который в записях об этой беседе отметил, что английский посол «явно имея поручение, говорил о готовности Лондона к переговорам с Берлином… критически высказывался об английской политике в Москве» и «не придает никакого значения пакту с Россией». Через две недели собеседники встретились вновь. И опять Гендерсон занялся поисками «исходных моментов для новых англогерманских переговоров». «Как и 14 дней назад, — записывал Вайцзекер, — посол снова спросил, не послужило ли бы окончание переговоров Англии с Москвой стимулом для начала англо-германских переговоров… По его словам, было бы абсолютно неверно полагать, что Чемберлен ушел с тропы мира» (умиротворения)767.

Правящие круги Англии были готовы немедленно прервать свои контакты с Советской Россией. Сиде 12 июля телеграфировал Галифаксу, что для срыва переговоров лучше воспользоваться вопросом о «косвенной агрессии», чем вопросом о военном соглашении768. Однако Германия молчала, а срыв переговоров сочли все же опасным. Стрэнг предупреждал, что это «может вынудить Советский Союз стать на путь… компромисса с Германией».

Началу новой серии переговоров положило посредничество лорда Кемсли, владельца «Sunday Times», который в конце июля встретился с Гитлером и предложил возобновить переговоры. Гитлер выдвинул свои условия. Галифакс и Чемберлен согласились их рассмотреть769. Вскоре для переговоров, под видом участия в заседании китобойной комиссии, в Лондон прибыл сотрудник Геринга X. Вольтат. С ним начались консультации советника Чемберлена Г. Вильсона и министра торговли Р. Хадсона.

Результирующим документом встречи стал «План Вильсона», который был изложенный последним 21 июля Вольтату и 3 августа Дирксену. «План» предполагал заключение германо-британского пакта о ненападении. Пакт разграничивал сферы интересов двух стран в Европе, при этом за Гитлером признавалась гегемония в Восточной и Юго-Восточной Европе, решение проблем Данцига и Польши, урегулировались колониальные претензии Германии и предоставление ей крупного кредита. Предусматривались также соглашения об уровнях вооружений770. По мнению Карлея, «во многих пунктах повестка дня Вильсона — Дирксена очень напоминает то, что немцы предлагали Молотову. К договору стремился Чемберлен, но вовсе не Гитлер»771.

Г. Дирксен после разговора с Г. Вильсоном сообщал в Берлин: «Здесь преобладало впечатление, что возникшие за последние месяцы связи с другими государствами являются лишь резервным средством для подлинного примирения с Германией и что эти связи отпадут, как только будет достигнута единственно возможная и достойная усилий цель — соглашение с Германией»772. Однако переговоры снова зашли в тупик. Карлей относит этот факт на благородство англичан, не желавших заключить сделку с Гитлером за счет войны с Польшей.