Злая Москва. От Юрия Долгорукого до Батыева нашествия - Виктор Зименков

– Зарезали… как овцу зарезали…

Юрий резко дернул головой, крикнул:

– Уберите баб!

Но бабенку уже и так отпихнули, рот закрыли, чтоб молчала, не навлекала гнев княжий на остальных.

Юрий пару раз дернул головой и стал говорить громко и уже куда спокойней:

– Земли в Суздальском княжестве все мои, чтоб о том помнили. Боярина вашего казнил за измену, к Ольговичам переметнулся, а с изменниками у меня всегда разговор таков, – кивнул он на лежавшего Кучку. – Здесь справится мой тиун, станете мешать, пойдете за боярином вслед. Семья боярская будет жить по-прежнему, на сыновей за отца зла не держу. На женку тоже. Боярина похоронить, как положено, хотя и изменник, но вам хозяин был добрый, да и муж, чаю, изрядный.

По его знаку почти рысцой подбежал тиун, слушал, кивал, с чем-то соглашаясь. Потом Юрий так же знаком подозвал своего боярина Петрилу, снова оба, он и тиун, кивали, слушая князя.

Оставаться в Кучкове князь не стал, слишком тяжелым было пережитое, но в городке оставил в помощь Петриле часть дружины. Глядя вслед уезжавшим ратникам, кучковцы не знали, чего еще ждать. Разговоры вести опасались, все больше качали головами.

Но постепенно по городку и округе все же поползли слухи, ведь то, что знают двое, знают все. Князь прилюдно казнил боярина за измену, потому что к Киевскому князю Всеволоду Ольговичу переметнулся, правда, как такое могло быть, никто не понимал, где Киев, а где – Кучково. Но самые знающие твердили, мол, попросил у Великого князя грамотку на свои земли, а кто дает, к тому и дан отходит.

– Да как же, ведь совсем недавно здесь Юрий Владимирович был, гостил, добром его встречали… к чему же к Ольговичам-то? – не могли понять кучковцы.

– Вот за то и поплатился.

– Это его Авдей, змей подколодный, подбил, не иначе! Недаром же приезжал в ночи и рано поутру смылся вон, в гости али по путному делу так не ездят. Тот кого хошь на любую подлость подобьет! – рассудили кучковцы и были совершенно правы. Припомнили и поведение сношеньки, Авдеевой доченьки. Верно, она, змеюка подколодная, свекра выдала, она на сороку внимание обратила, не скажи эта поганка, может, и обошлось бы, пересидел бы Степан Иванович, а после сбежал. Пусть бы уж имения лишился, зато жизни нет.

А еще говорили, что князь позволил два года дань в половинной мере боярской семье оставлять, чтоб ни в чем не нуждалась. Долго рядили кучковцы, выходило, что и Кучковичей князь не обидел, и себя тоже, да и самим кучковским смердам и горожанам тоже облегчение вышло. Вроде и неплохо, хотя Степана Ивановича все равно жалко, добрый был хозяин, пусть и крутоват на расправу. Зато все по делу и на жесткий спрос были и похвала, и благодарность…

Теперь у Кучкова новый хозяин, теперь они княжьи. Каково-то будет? Как всегда, нашлись знающие, твердили, что в княжьих землях тоже порядок, еще со времен Шимоновича приучены. Люди вздыхали:

– Поживем – увидим…

Жизнь покатилась дальше, что с боярином, что без, хлеб убирать да льны мочить, пашню под озимые пахать, потом сеять, да мало ли работы людям на земле, а мастеровым – у себя?

Юрий тоже недолго переживал из-за казни Кучки, забот хватало и без изменника-боярина.

С приходом к власти, а вернее, с захватом власти в Киеве Всеволодом Ольговичем спокойствие на Руси закончилось. Это Мономах и Мстислав могли править спокойно, Ярополк сидеть с помощью своего младшего брата, Юрия Суздальского, править, не опасаясь быть выкинутым из Киева, Вячеславу помощь брата оказалась не нужна, за что и поплатился…

Всеволод Ольгович быстро показал, что сидеть спокойно в ожидании, пока его самого скинут, не собирался. Первым делом он, как и ожидал Юрий, попер на Переяславль, вернее, сам ушел на Изяслава Мстиславича, а против Андрея отправил Святослава Ольговича, сидевшего после неприятностей в Новгороде пока без дела. Суздальский князь ничем не мог помочь брату, вдруг оказавшемуся один на один с большой силой. Уйти из суздальских земель нельзя, Ростислав Смоленский поддерживать отказался, собственный Ростислав из Новгорода вынужден бежать, пришел, конечно, к отцу.

Но пока до Суздаля дошли вести, в Переяславле все закончилось… миром. Не отдал Андрей Владимирович город, хоть и был прозван брат Юрия Добрым, а за свою отчину встал крепко. Ответил Андрей Владимирович твердо:

– Лучше мне умереть с дружиной в Переяславле, на своей отчине и дедине, чем уйти на другое княжение…

Не испугался огромной силы, подошедшей к стенам, сумел не просто отстоять, но разбить осаждавших. А дальше получилось нежданно, вроде и разбил рать Святослава Ольговича, подошедшую к городу, решили крест целовать для замирения, но тут вдруг Переяславль загорелся. Случайно или все же постарались сторонники Ольговичей, неизвестно, только, увидев в том знак, Андрей решил совсем замириться с Всеволодом и признать того Великим князем.

Пока Всеволоду удавалось все: он помирился и с Андреем, и с половцами, заключив мир, и с Изяславом Мстиславичем, и даже с изгнанным им же из Киева Вячеславом Владимировичем. Он не столько воевал, сколько просто пугал, причем всех Мономашичей сразу, и те, будучи разделенными тем, что сидели далеко друг от дружки, но еще больше тем, что недружны, оказать общего сопротивления не могли, а поодиночке воевать не решались.

Новгородцы, вовремя почувствовав изменения в Киеве, снова прислали послов, прося Всеволода, чтобы вернул к ним в город ими же прогнанного Святослава Ольговича, и были готовы слушаться нового Великого князя.

Юрий Владимирович остался один против всех. Осознав это, он два дня метался по своим покоям, не желая никого видеть и ни с кем разговаривать и бессильно скрипя зубами. Идти на Киев и вообще выступать против Всеволода он не мог, если тот поднимет всех, то можно оказаться, как когда-то Олег Гориславич, изгнанным из Руси. Оставалось одно: пока затаиться и крепить свою землю и свои границы.

Временами приходила мысль, может, сын Андрей и прав, плюнуть на этот Киев, забрать под себя побольше новгородских земель и отделиться? Но душа такого не принимала, его родина – Переяславль, и пусть сейчас даже любимый брат Андрей признал Ольговича Великим князем, ничего, придут времена, когда все поменяется. Юрий хорошо знал, что ничего постоянного в мире нет, то, что сегодня кажется незыблемым, завтра может рухнуть в одночасье.

Этим Юрий Суздальский был пока крепок – умением признавать свое положение и отступать, если не можешь победить, отступать на время, чтобы не потерять все. Куда потом денется его разумность, когда он все же не на шутку вцепится в Великое княжение, ввергнув всю Русь в эту драку за власть, и в которой погибнет, хотя и будучи Великим князем?

Просто он так и не смог смириться с мыслью, что ушел Киев из рук Мономашичей, а когда все-таки в Киеве сядет его племянник Изяслав Мстиславич, не сможет простить тому ни нарушение лествичного права, ни дружбы с Всеволодом Ольговичем в ущерб родным дядям, Мономашичам.