Злая Москва. От Юрия Долгорукого до Батыева нашествия - Виктор Зименков

Новгород остался без князя. Конечно, можно бы обойтись и без него, ополчение у Новгорода такое, что никакая дружина не сравнится, тысяцкий только звался так, а под его началом была не одна тысяча. Но Юрий Суздальский не зря захватил Новый Торг и держал в своих руках всю южную торговлю Новгорода, он знал, что делать…

Князь снова отправился в Новый Торг посмотреть, как там дела. Он уже знал, как влиять на новгородцев, в Торге почти не было ладей, груженных хлебом, все собранное отправлялось в княжьи закрома в ожидании лучших времен. Это означало, что в Новгороде снова перебои с хлебом. Может, поймут, что опасно ссориться сразу со всеми князьями-соседями? Убедившись, что хлеб в строптивый город не идет, Юрий вернулся в Суздаль, и к нему тут же пришли бежавшие новгородцы.

Приглашая мужей в горницу, князь пытливо вглядывался в лица, неужто станут просить, чтоб разрешил возить хлеб? Понятно, людей жалко, на торжище, слышно, цены взлетели из-за перебоев, но как иначе? Хотят новгородцы жить только по-своему, ни с кем не считаясь, так пусть и кормятся сами.

Но Судила Иванкович и Нежата Твердячич, которых зимой прошлого года принимал уже вместе с семьями, низко поклонившись, речь завели совсем о другом:

– Из Новгорода гонец прибыл. Обратно зовут Судилу Иванковича вон посадником…

Смотрели неуверенно, почти вопросительно, что ответит Юрий Владимирович. Но должен же он понять, что в чужой земле хорошо, тем более пригретыми, а дома все равно лучше. Князь раскатисто захохотал:

– Очухались? А тысяцким к тебе Якуна?

– К чему мне он? – почти обиделся Судило.

– Ну, ну, не серчай, я так… Якуна больше в Новгород и на княжье место не заманишь, чаю. Пойдешь, коли зовут?

Судила глянул прямо, не опуская глаз:

– Пойду.

– Ну и добре.

– Благодарствуй, князь, за заботу и ласку. Пока буду посадником, не допущу, чтобы Новгород против тебя встал или что противное сделал.

Юрий усмехнулся:

– Не зарекайся, не все в твоей воле.

Так и вышло, правда, Судило все же постарался отблагодарить своего спасителя, новгородцы прислали посольство к Юрию, снова зовя того на княжение или прося прислать сына. Андрей ехать категорически отказался, зато согласился попробовать справиться с новгородцами еще раз Ростислав. Прокняжил он недолго, узнав о таком раскладе сил, Всеволод Ольгович захватил и совершенно разорил когда-то подаренный Мономахом Юрию Городец-Остерский – единственную землю Юрия Владимировича близко к Киеву. Разорили и сожгли не только княжий двор, но весь город и округу. Юрий потерял последнее пристанище, теперь у него не было земель в Южной Руси, оставался только брат Андрей в Переяславле.

Кроме того, Всеволод примучил новгородское посольство, все еще сидевшее в темнице Киева, вынудив Нифонта и остальных согласиться на Святополка Мстиславича, племянника Юрия. Судила Иванкович, как и остальные, ничего не смогли сделать, Ростислав, прокняжив всего пару недель, снова вернулся к отцу.

Разговор у них произошел тяжелый, между отцом и сыном впервые почувствовалось отчуждение. Ростислав говорил так, словно это отец виноват, что новгородцы сначала позвали его, а потом тут же прогнали, заменив Святополком.

Юрий фыркнул:

– Кто тебе мешал править, как Мстислав Великий? За того новгородцы были готовы горой стоять и заменить кем-то не позволили.

– А что я мог, если и пробыл только две седмицы?!

Отец хотел напомнить, что в прошлый раз и полутора лет, чтобы завоевать уважение Новгорода, не хватило, но, щадя самолюбие сына, промолчал, только глазами сверкнул. Зато сын никого щадить не стал, запальчиво выкрикнул:

– Ежели бы ты не сидел в своем Залесье, а как Всеволод Ольгович бился за Киевский стол, и новгородцы слушались бы! А ты здесь все растеряешь, станем после меж собой три города делить!

Это было справедливо и несправедливо одновременно. Юрий вздохнул:

– В Залесье меня посадил отец Владимир Мономах, то тебе ведомо. С Всеволодом воевать не мог, потому как он Вячеслава из Киева выгнал, а моя очередь только за Вячеславом, дед твой завещал очередь не нарушать и в зряшные рати не вступать.

– Вот то-то и оно! А Всеволод Ольгович нарушил и на Великом княжении сидит, пока вы с Вячеславом по разным углам! Побеждает тот, кто ничего не боится!

– Сам придумал или сказал кто? – вскинул на сына глаза князь. Он поднялся во весь свой немалый рост, сказал, словно припечатывая каждое слово в столешницу: – Против дедова обычая не пойду. А Всеволоду не перечу, потому как он старше, его отец старше моего, возражать ему может только Вячеслав. Пока он молчит, и я молчать буду.

Но запал Ростислава еще не закончился, видно, крепко обидели княжича в Новгороде:

– Вот вы и будете сидеть, пока Киев Мстиславичи не захватят или вон вообще Давыдовичи.

Юрий, уже шагнувший к двери, обернулся:

– Племянников впереди себя на Киевский стол не пущу, но со Всеволодом воевать не буду, если сам не нападет. А свою Суздальскую землю никому не отдам.

Потом он долго размышлял над обвинениями сына. Прав ли, что помнит отцовские заветы? Конечно, хорошо иметь спокойную совесть, не рваться к власти впереди тех, кто раньше право имеет, но как же тогда быть с сыновьями? Ростислав верно сказал, сыновей немало, а удел один, как после себя, неужто дробить? Южные княжества вон как раздроблены, скоро совсем крошечными станут, неужто и огромную Суздальскую землю такое ждет?

Не ладятся отношения меж князьями на Руси, потому что не хотят соблюдать лествичное право, к тому же стоит одному прийти к власти в Киеве, тут же норовит под себя уделы перераспределить. А он сам не так бы поступил? Где эта истина, как лучше? Так, как делал отец – терпеть, ждать, увещевать… или как Всеволод – брать силой и, запугав всех, заставить поступать по-своему?

Но при отце Владимире Мономахе и потом при старшем брате Мстиславе Владимировиче на Руси тишина была, все сидели по своим уделам и никто не воевал. Иногда наползали мысли, что, может, и прав был Мстислав, что завещал Киевский престол своим сыновьям, может, и должна власть переходить к старшему сыну? А как тогда остальные? А если старший такой, как вон Вячеслав? И сам не усидел, и другим впереди себя не позволит.

Юрий Владимирович усмехнулся: из этих других только он и остался, Андрей ни за что вперед не полезет. Трое их – Мономашичей, – они да Вячеслав. И пока Вячеслав жив, по лествице Юрий не имел права на Великое княжение. Всеволод об этом помнил и этим воспользовался.

У Юрия вдруг мелькнуло смутное воспоминание, как однажды о том речь шла в Киеве, Всеволод почему-то дотошно расспрашивал, сможет ли Юрий опередить старшего брата. Юрий тогда твердо сказал, что нет. Сказал и забыл, а Всеволод запомнил и расспрашивал, видно, тоже не зря.

Власть, власть, власть… Или нужно так, как твердит Андрей: расширять свои земли за счет новгородских, все равно они со своими дрязгами и перебором князей сопротивляться сильно не смогут. Тоже не дело, в Новгороде то и дело собственный сын вон сидит…