Доминика - Эмилия Марр

– Что ж вы так себя не бережёте, девушка… Такие опасные развлечения выбираете для молодой мамочки. Негоже так рисковать своим здоровьем, не говоря уже о здоровье ребёнка. Надо сделать еще узи плода. И вам прописан полнейший покой. Больше никаких экстремальных прогулок.

– Ээ… – мне было неудобно его поправлять, но что оставалось, если он так ошибался, – вы заблуждаетесь. Да, вчера перебрали немного с экстремальными видами спорта, но молодых мамочек тут нет, – и улыбнулась максимально дружелюбно, искренне надеясь, что он не обидится на то, что пациентка указала врачу на ошибочку.

– Что? – похоже, он не расслышал моих слов, уже хотела повторить, но он открыл карту и начал смотреть записи.

«Сам разберется», – решила я и на этот раз промолчала.

– Так… посмотрим по новой… хм… так-так… – думала ничего дельного уже не услышу, но он все же оторвался от записей и посмотрел на меня внимательным взглядом, – девушка, вы беременны. И это не ошибка. Это результат ваших анализов. У вас повышен уровень хгч. Иными словами, вы скоро станете мамой. Поздравляю вас, – и улыбается так гаденько, с вызовом во взгляде, говорящим: «И кто здесь ошибается?!»

Я осмысливаю его слова, смотрю поочередно то на Лайму, то на доктора, затем на двух женщин, стоящих позади него. И думаю, что за бред он несет? Какая еще беременность?!

– Но этого не может быть! Эээ… до вчерашнего вечера у меня не было ни тошноты, ни слабости… или что там еще бывает у беременных…

– У беременных, – перебивает меня врач, – не бывает месячных. Когда они у вас были последний раз.

– Ээ…

«А, ну это просто, сейчас я вас поставлю на место», – успокаиваюсь я про себя.

– Я вам сейчас скажу. Я всегда отмечаю такие дни в телефоне, – встаю, иду к своей сумочке, достаю телефон, смотрю календарь.

«Тааак… в этом месяце еще не были. Дальше, в прошлом месяце… тоже не отмечено, – со страхом проверяю предыдущий месяц, – и снова нет!»

– Ну что, посмотрели? Можете назвать число?

– Но этого не может быть, это какая-то ошибка. Наверное, я забыла отметить. Я уверена. Возможно, что-то не то в анализах? Спутали с кем-то, или просто ошибка… Что там обычно бывает с беременными… обмороки? Токсикоз? Эээ… что еще…

– Девушка, успокойтесь, – на этот раз ко мне обратилась одна из женщин, взяла меня за руку и потянула обратно на кровать, – пройдите, ложитесь обратно. А теперь послушайте. Вы беременны. Срок – одиннадцать-двенадцать недель. Точнее определим, когда вы скажете нам первый день последней менструации. А еще уже пора делать скрининг, узи плода, посмотреть, как развивается ваш малыш, – она все говорила и говорила. А я не понимала о чем. Это не могло быть правдой.

– Постойте. Я не могу быть беременна. Мы предохранялись, то есть он предохранялся, – я ухватилась за эту последнюю надежду, как тонущий человек – за соломинку, которая может его вытащить из водоворота, готового его поглотить.

– Ни один метод контрацепции не дает стопроцентной гарантии, – контрольным выстрелом убил меня мужчина-врач.

Мне больше нечего было сказать. Кроме…

– Аборт, я хочу сделать аборт, – выкрикнула я.

– Ника! – впервые после прихода врачей заговорила Лайма. – Постой. Подумай.

– О чем тут думать, Лайма. Мне не нужен сейчас ребенок.

– Так, гражданка Константинова, успокойтесь. Такие решения не принимаются на горячую голову. Мы сейчас уйдем, а вы сядете и подумаете. После пойдете к гинекологу и поговорите с ним обо всем. Медсестра предупредит, когда вас будут ждать. Вы меня услышали? – женщина внимательно всматривалась в мои глаза, ища в них ответ.

Что-либо говорить у меня не было сил, в горле пересохло. Я лишь молча кивнула. Она, удовлетворившись моим ответом, повернулась к своим коллегам и жестом показала на выход из палаты.

К моей кровати неслышно подошла Лайма и рывком обняла меня. А я разревелась. Еще до конца не осознавая, что все это значит, но чувствуя, что произошло что-то такое, что изменит мою жизнь. И не факт, что в лучшую сторону.

Лайма

Моя подруга Ника сидела на койке в больнице с таким потерянным лицом, что я не знала, что делать. Казалось, еще чуть-чуть и она просто свалится на пол безжизненным телом. Подойти, обнять, успокоить! Попытаться привести в чувство! Дать понять, что она не одна! Что ребенок – это радость и счастье! Что им она сможет заполнить ту пустоту в душе, которую там поселил этот козел Максимилиан. Не знаю, сколько мы сидели, обнявшись. Я гладила ее по спине, успокаивая, и понемногу она возвращалась в нормальное состояние.

Когда я поняла, что она уже способна осмыслить мои слова, взяла ее лицо обеими руками, пытаясь поймать ее взгляд. А она его опустила.

– Ника, посмотри на меня. Посмотри, пожалуйста. Все будет хорошо! Мы справимся! Давай послушаем, что скажет гинеколог, и только после этого будем принимать решение. Главное, запомни – ты не одна! Я с тобой! Всегда! Помогу в любом вопросе! Это же касается и ребенка. Мы с тобой уже не маленькие девочки. Обе взрослые, четверть века прожили, сами зарабатываем. Мы сможем с тобой поднять ребенка, Ника, понимаешь? Все будет хорошо! Если хочешь, позвоним твоей маме. Она приедет очень быстро, я уверена!

Ника активно замахала головой, давая понять, что матери ее звонить не нужно. У нее во взгляде такая паника, ужас и боль. Что же мне тебе сказать?! Как успокоить? Я сама еще не осознала всю действительность происходящего, но делать аборт – это последнее, на что может пойти беременная женщина.

– Я не о деньгах думаю, – еле сдерживая слезы, начала Ника, – Лайма… ну какой мне от него ребенок? Он меня использовал. Просто провел со мной время, пока его девушка была в отъезде. Я уже даже о любви не говорю, а об элементарном уважении. А я, глупая, поверила в симпатию или, чего хуже, в любовь! А теперь он вернулся к своей девушке, а я тут, в Москве за три девять земель от них. До сих пор хожу влюбленной дурой с разбитым сердцем, которая пытается жить дальше. Пытается сделать все возможное, чтобы его забыть. Мне так плохо! Я каждую ночь плачу, ненавижу себя за эту слабость, но ночью все равно плачу! И его ненавижу, за то, что превратил меня в пустую оболочку. Без чувств и эмоций. Все сжег, когда ушел. Я теперь жить нормально не могу. Среди прохожих ищу его глазами. На каждый входящий подрываюсь и лечу, надеясь, что это он. Ненавижу себя, ненавижу его. А если не буду ненавидеть – жить не смогу. Умереть хочу от того, как болит сердце. Так о каком ребенке может идти речь? Разве можно растить малыша в ненависти?!

Ника снова разревелась, а я не знала, что еще мне сделать. Что сказать, как поддержать ее?! Возможно, Бог послал ей ребеночка не просто так. Может, он выведет ее из депрессии, просто она еще этого не осознает.

Моя бедная девочка. Все время, пока мы учились, она отшивала всех парней, кто хоть как-то проявлял свою симпатию. Не вступала в отношения, боялась предательства. Уехала к себе домой, была под присмотром родных, а в итоге… в итоге вернулась туда, где у нее никого и ничего не было. Кроме учебы и, надеюсь, меня, ее подруги.