Crime story №10 - Наталья Солнцева

Марина замерла с занесенной для шага ногой.

– Твой Прокоп всего лишь кусок камня, – не оборачиваясь, сказала она. – И потом… – Марина обернулась и посмотрела юноше прямо в глаза. – Никто не давал тебе права мне «тыкать».

– Мое имя Гамлет, – сказал юноша.

Марина Викторовна расхохоталась. Его зовут Гамлет!

Гамлет, который просит у каменного Прокопа, чтобы дождь кончился и она, Марина, влюбилась в него!

Хохоча, она побежала к машине, проклиная себя за неосторожность и безрассудство.

Только маньяки бродят по таким диким, безлюдным пляжам. Только маньяки и сумасшедшие.

Машина с пробуксовкой рванула с места, в считаные секунды развив скорость сто двадцать километров в час.

Он нагнал ее на своем стареньком «жигуле» через пять минут.

Нагнал, поравнялся и крикнул в открытое окно:

– Может, посидим в «Сакуре»? Тут недалеко есть отличное кафе!

Марина Викторовна засомневалась – а вдруг он не маньяк? Вдруг не сумасшедший? А классный парень со странным именем Гамлет, лелеющий детскую мечту о всемогущем старике, исполняющем любые желания?

Марина Викторовна немного притормозила.

– В принципе, я не против бокала вина! – перекричала она бьющий в лицо встречный ветер.

– Тогда за мной! – Он прибавил газу, уходя вперед.

Да, все это смахивало на пролог легкомысленного романчика, длина которого в лучшем случае – лето.

Марина Викторовна тоже прибавила скорость. Приключение начинало ей нравиться.

В «Сакуре» они нашли закуток, скрытый от чужих глаз. Впрочем, скрываться практически не от кого, здесь было немноголюдно.

Они пили молча, она – мартини, он – пиво. Почти не закусывали – зачем? Алкоголь являлся ступенькой к сближению, и еда, даже самая легкая, была тут ни при чем.

Он, как водится, пожирал Марину глазами. Она не утруждала себя кокетством. После третьего бокала мартини Марина Викторовна призналась, что ее настоящее имя – Офелия… Гамлет расхохотался, дерзко схватил ее за руку и не менее дерзко впился поцелуем. Разумеется, в губы, помада с которых давно осталась на тонком стекле бокалов.

– Пойдем потанцуем, – предложил он.

– Пойдем, – согласилась она, и они, обнявшись, полчаса протоптались в середине зала под тягучий изысканный блюз.

Приключение нравилось Марине все больше и больше. Ее очаровали эти волосы, губы, глаза, плечи, запах и имя.

В особенности имя.

Будет потом что вспомнить.

Не рассказать, а именно вспомнить, потому что она никогда никому не рассказывала о своих коротких романчиках с юношами призывного возраста.

– Где ты остановилась? – шепотом спросил он ее.

– В сарае, – засмеялась она. – В милом сарае, где, когда идет дождь, протекает крыша. Вас познакомить?

– Конечно. Сарай с дырявой крышей – это экзотика, ради которой я готов пожертвовать номером люкс в лучшей гостинице!

Как будто у тебя есть деньги на люкс, усмехнулась про себя Марина, но вслух этого не сказала. Она схватила Гамлета за руку и потащила к своей машине.

– Ты сможешь рулить? – протянула она ему ключи от машины.

– Смогу. Кружка пива для меня ерунда.

– Тогда садись за руль, а свою машину брось здесь, заберешь ее завтра.

Она привыкла командовать юнцами, и они всегда подчинялись ей, как солдаты генералу. Вот и этот радостно прыгнул за руль, завел движок и, виртуозно выехав со стоянки, погнал кабриолет вперед, к теткиному сараю.

Калитка скрипела, как проклятая, когда они, хохоча и отталкивая друг друга, неумело и пьяно открывали ее. Таз, проклятый жестяной таз загремел и перевернулся, потому что вспомнить о его существовании после пляжа, мартини и очень интимного танца оказалось немыслимо, а в сарае было темно, как в погребе, – маленькое окошко совсем не пропускало скудного света крымской ночи.

Марина Викторовна, шаря по стене, поискала выключатель.

– Не надо, – остановил ее Гамлет, проводя рукой по рыжему парику. – Зачем нам свет?

– Действительно, ни к чему, – засмеялась Марина, плюхаясь на продавленную кровать с жестким ковровым покрывалом.

Он не стал набрасываться на нее с мальчишеским рвением. Не стал сдирать с нее одежду и, играя бицепсами, валить на подушки, подтверждая статус крымского мачо.

Он сел напротив, включил мобильник и направил его голубой свет ей в лицо.

– А почему у тебя нет веснушек? – задал он вопрос, которого она ожидала меньше всего.

– Что?! Что ты имеешь в виду?

– У всех рыжих всегда есть веснушки, а у тебя нет!

– Я их вывела. Сейчас это не проблема.

– Неправда. Вывести веснушки – большая проблема. Даже если от них удается избавиться на лице, они остаются на плечах, на руках, на груди…

Марина Викторовна выхватила у него телефон и захлопнула крышку, чтобы голубой свет рентгеном не просвечивал ее тайны и недомолвки.

– Мы пришли сюда, чтобы разбираться в проблемах рыжих? – томно спросила она, обхватив его руками за шею.

– А еще у рыжих почти всегда зеленые глаза, – не унимался юнец, даже не думая набрасываться на нее в страстном порыве. – И они предпочитают носить зеленое и коричневое, а не розовое и серое! Ни одна рыжая не наденет розовый сарафан, розовые сережки и не накрасит губы розовой помадой. Это убьет ее кожу и цвет волос.

Марина Викторовна оттолкнула его от себя. Дикое раздражение охватило ее. Роман с юнцом не клеился, юнец все же оказался с приветом, а может, и вовсе гомосексуалистом? А может, в свои тридцать пять она не такой уж лакомый кусочек для юного Гамлета? Эта мысль усилила раздражение, хмель как рукой сняло.

– Уходи, – сказала Марина Викторовна. – Мне не нравится, когда беспардонно лезут на мою личную женскую территорию, особенно такие сопляки, как ты…

Он забрал у нее свой телефон и встал.

– Сними парик, – попросил Гамлет. – Сними! Я все равно сразу узнал тебя.

– Пошел вон! – закричала Марина Викторовна и швырнула в него подушку.

Он без труда увернулся от мягкого снаряда, и подушка упала на перевернутый таз.

– Я уйду, – тихо сказал Гамлет. – Уйду, но утром дам интервью всем газетам, что переспал с самой Мариной Кравец, которая инкогнито находится в нашем городе и которую… убили два года назад в тихом безлюдном местечке под названием бухта Дьявола!

– Что?! – Марина Викторовна почувствовала тошноту. – Ты сумасшедший?! – она с ногами забралась на кровать и выставила перед собой другую подушку – щит ненадежный, но все-таки…

Вот тебе – лето.