Если однажды жизнь отнимет тебя у меня... - Тьерри Коэн

— У вас есть семья? Дети?

— Да, но я оставил им только тяготы и дурные воспоминания. И поэтому я теперь один.

— Мы передаем что-то свое не только детям, — заговорил Габриэль. — Случайная встреча, неожиданный поворот судьбы тоже предоставляют нам такую возможность. Вы же сами говорили мне о дверях, которые открываются. С них и началась наша дружба. Иногда достаточно беглого знакомства, нескольких слов. Они врезаются в память навсегда, становятся точкой отсчета, помогают двигаться вперед, расти. Я уверен, что ваша мудрость помогла очень и очень многим.

— Может, и так, — прошептал растроганный Жозеф.

— Во всяком случае, знайте: я счастлив, что мы с вами встретились, и я буду о вас помнить. Ваши слова запали мне в душу, и они всегда будут мне помогать.

Старик отвернулся к окну, пытаясь совладать с волнением.

— Вы в этом уверены? — переспросил он, вновь поглядев на Габриэля.

Почему больной старичок сомневается? Он догадывается о том, чем Габриэль не имеет права поделиться?

— Я не понял, почему вы задали мне этот вопрос? — отважился спросить Габриэль.

— От вас ускользает главное.

— Что именно?

— Скажите, кто я такой для вас? Не стесняйтесь, говорите откровенно, кого вы перед собой видите.

— Больного… который размышляет о смерти.

— А еще?

— Человека, умудренного житейским опытом.

— Вы пока ничего не поняли, Александр. Мое стремление поделиться с вами означает, что вы почерпнете у меня крупицу истины, которая поможет вам двигаться дальше.

— Так что я должен узнать или понять?

— Правду об одиночестве. Я человек, совершивший непоправимые ошибки, и, умирая, могу рассчитывать только на случайный визит чужого человека. Я всего лишь больничный пациент, объект для суровых рук медсестер и врачей, ждущих, когда я освобожу койку для другого больного. Для вас я представляю некоторый интерес: больной, размышляющий о смерти. И вы меня утешаете. Но ведь не размышлений о смерти вы искали.

— Я вообще ничего не искал.

— Вспомните, что я сказал вам о дверях, которые вдруг распахиваются, — прервал Габриэля Жозеф. — И спросите себя еще раз: кто я такой для вас?

Габриэль напрягся, ему стало не по себе. Возникло ощущение, что ему хотят сказать что-то очень важное, а он никак не может уловить сути.

— Вы тот, кем могу стать и я? — отважился он спросить, не зная до конца я — это Габриэль или Александр.

Жозеф, явно довольный, рассмеялся.

— Да, это начало правильного ответа. А теперь пора! Спешите! Она, наверное, уже одна.

* * *

Габриэль подходил к Клариному боксу и вдруг увидел, что дверь открылась. Вышла Клара, придерживая обеими руками на груди халат. Она безнадежным взглядом окинула коридор, словно прикидывала, хватит ли у нее сил одолеть его, и двинулась вперед. Любовь его, его девочка, превратилась в тень былой Клары. Спутанные волосы, обострившиеся черты лица, сгорбленная спина, волочащиеся ноги. Где летящая грациозная танцовщица? Клара едва ползла по коридору.

Габриэль осторожно следовал за ней — он догадался, куда она направляется.

Клара дошла до бокса, где лежало безжизненное тело Габриэля, и с опаской подошла к кровати.

Габриэль затаился за приоткрытой дверью.

Клара наклонилась, поцеловала любимого в губы, села рядом и взяла бессильную руку.

— Здравствуй, любовь моя, — тихонько начала она, ласково гладя его волосы и щеку. — Мне нужно тебе кое-что сказать. Очень важное.

Она замолчала, ища слова. Потом снова заговорила:

— Возможно, скажи я тебе раньше, ничего бы не произошло. А вернее, все произошло бы именно из-за этого.

Клара, похоже, погрузилась в воспоминания об их былом счастье и позабыла о признании, которое собиралась сделать. Но вот она выпрямилась, потом со всхлипом припала к Габриэлю и выдохнула с душераздирающей безнадежностью:

— Я жду ребенка, любовь моя…

* * *

Признание как громом оглушило Габриэля. Мозг взорвался. Он вынужден был прислониться к стене, чтобы не упасть. Горло перехватило, дыхание прервалось. Клара носила под сердцем их ребенка! Неужели поэтому Габриэль так хотел, чтобы она осталась жить?

Клара подождала немного, словно ждала, что ее признание полетит туда, где пребывает душа ее возлюбленного. Но он лежал все так же неподвижно, и она снова расплакалась.

— Теперь ты знаешь, любовь моя, почему мне вдруг захотелось, чтобы наша связь стала более прочной. Я не хотела ребенка, Габриэль. Конечно, я видела себя матерью твоих детей, но хотела, чтобы это чудо произошло, когда мы оба так решим, чтобы это было завершением нашей любовной истории и началом семейной жизни. Но судьба распорядилась иначе. Несмотря на все наши предосторожности, я забеременела. Когда я купила в аптеке тест, руки у меня дрожали, но я не знала, от страха или от надежды. Увидев положительный результат, я засмеялась. Сочла, что судьба посылает нам знак. Я ведь принимала противозачаточные и все-таки забеременела. Сначала наивно собралась сделать тебе сюрприз, какой делают все счастливые женщины: оставить тест в комнате на виду и посмотреть на твое лицо. Потом задумалась и поняла, что все не так просто, как мне кажется. Что я не знаю, обрадуешься ты или нет, потому что ты никогда ничего не говорил о нашем будущем. Сказать тебе о беременности означало заставить тебя принять решение. Мне этого не хотелось. Кто знает, а вдруг ты попросил бы меня сделать аборт? Я бы не послушалась и потеряла бы тебя. А если бы ты захотел сохранить нашего ребенка, то по какой причине? Из любви ко мне или из чувства долга? И что сказала бы твоя семья, которая настроена против меня? Что я хочу вытянуть из тебя деньги? Вот о чем я думала все последнее время, Габриэль. Вот почему я стала гораздо требовательнее и раздражительнее. Я убрала тест и стала ждать от тебя какого-то знака. Я хотела подтолкнуть тебя к проявлению чувств, но у меня ничего не получалось…

По щекам Габриэля-Александра катились слезы. Как ему хотелось утешить Клару, которая так мучилась, так страдала в одиночестве перед тем, как случилась авария. Страдала из-за его легкомыслия, неспособности вникнуть в происходящее.

А она продолжала говорить:

— Теперь все это не имеет смысла. Твои родители оказались правы: мне не судьба быть с тобой. Я твоя жена? Я мать твоего ребенка? Бред! Жизнь настигла меня, и я уже никто.

Клара замолчала, словно ждала, пока последние ее слова займут все пространство, опустошив ее сердце. Она больше не плакала. На лице ее не осталось живого волнения, каким оно дышало во время исповеди, — только смертный холод, свидетельство твердости ее решения. Увидев ее лицо, Габриэль чуть с ума не сошел от отчаяния.

— Скоро увидимся, любовь моя, — сказала Клара и поцеловала Габриэля.