По рукам и ногам. Книга 1 - Анна Шеол

Я извинилась перед самой собой за эти ломкие неудачные шутки, которые, если быть до конца откровенной, и шутками-то не были.

И тут людской поток вынес меня на площадь. В нос ударил отвратительный запах, тяжёлый и сильный. Запах спекшейся крови вперемешку с чем-то палёным. Догадка дольше себя ждать не заставила. В Шеле тоже было такое место, и пусть мне случилось побывать там лишь однажды, хватило этого на всю жизнь. В «Шоколаде» была идеальная дисциплина, потому что хозяин всем подряд угрожал отправить туда прямиком и без разговоров. На деле же туда отправляли только за тяжёлые преступления и только рабов, но даже отдалённая перспектива заставляла кровь в жилах стыть, потому что эти публичные казни далеки были от гуманных. Это не просто голову отрубили, и она по тротуару покатилась – вот и всё развлечение. Судя по количеству людей, сейчас самый разгар политических «карательств» беглых невольников.

Какая-то часть меня вспыхнула саркастической усмешкой: прямо удивительно, что тебя к такому месту вынесло. Это то, что тебя ждёт. Может, даже сегодня.

Я собиралась было уйти, забиться куда-нибудь в тень, обдумать всё в тишине и одиночестве, но сзади уже подмяла наступающая толпа, и я оказалась против воли вытолкнута в первые ряды. Посреди ничем не огороженной, густо залитой кровью площадки стояли столбы, разные по размеру и высоте, к которым были привязаны люди в лохмотьях, оставшихся от одежды. От нагретых солнцем бурых от крови булыжников исходил душный тяжёлый смрад, от которого воздух сворачивался в горле.

Палач вздёрнул за волосы девчонку, которую уже отвязали от столба, и она некоторое время просто безжизненно лежала у его ног. Вздёрнул так, что в шее у неё что-то хрустнуло, и я поёжилась. Как бы не сломал.

– И такое, – у него был громкий голос, грубый и невероятно отчётливый, толпа разом стихла, будто звук приглушили пультом, – такое случится с каждым, кто посмел пренебречь милостью своего хозяина, самовольно покинуть его. В вашей жизни нет человека милосерднее и добрее, чем он. И вы это запомните.

Свою речь он завершил ударом невольнице в живот. И в абсолютной тишине послышался хруст рёбер, тихий надрывный кашель, секундой позже захлебнувшийся в гуле толпы. У неё был хриплый голос, видно, уже давно сорванный от бесконечных издевательств.

Я будто попала в самый страшный из своих снов. От ощущения, что эти слова, произнесённые так вкрадчиво и отчётливо, относились ко мне, что эта девочка в его руках была отражением меня, невозможно было отделаться. Я даже почувствовала эту слепящую острую боль от удара в живот, от которого трещат кости. Внутри всё всколыхнулось, захватывая меня одной огромной, неудержимой волной: желание уйти, сгинуть отсюда куда угодно, лишь бы не стоять здесь и секундой дольше. Но теперь это было уже невозможно. Толпа схлынет, только когда окончится казнь.

Судя по состоянию приговорённой, продлится она недолго.

– Открой пасть свою, – рявкнул палач, тряся её за плечи так сильно, что голова казалась чем-то отдельным от тела. Отдельным и совсем безжизненным.

Раз это такое ужасно увлекательное зрелище – смотреть, как мужик в рот имеет полумёртвую невольницу, то удивительно, что хозяин «Шоколада» до сих пор у себя платные просмотры не организовал. За день разжился бы до уровня какого-нибудь магната. Впрочем, я зря тут иронизирую, у меня не осталось сил улыбаться. Губы онемели, пальцев тоже почти не чувствую. Если я закончусь прямо здесь, будет ли это слишком? Кто-нибудь, заберите меня из этого ада, пожалуйста.

Тем временем палач брезгливо размазал сперму девчонке по лицу и, не дав передышки, облил её волосы чем-то прозрачным из большой, наполовину полной канистры. Едкий запах бензина докатился до публики только секундой позже, когда в руках у мужчины уже вспыхнула зажигалка.

Господи, да Ланкмиллер со своими ошейниками и цепями, даже со своим жутковатым Генрихом, уже казался мне самым безобидным чудаком с очаровательными странностями.

Надорванные крики стихли. Пламя под ботинками палача – тоже. Оно ещё не успело сильно разгореться и только опалило щёки.

Страх вскрывал изнутри, как тряпичную куклу, вместо головы, рук, ног оставляя только свалявшиеся комки ваты, пропахшей затхлостью и пылью. Все эти люди, которые ели клубничное мороженое там, в парке, слушали уличных музыкантов, которые были нормальными, блин, людьми. Как у них получается просто стоять и смотреть на это? Я старалась не поднимать глаза ни на кого из толпы, не слышать хруста заламываемых рук, даже не дышать, чтобы не чувствовать этот страшный запах палёного, который всё равно проникал в меня, застревал в носу, доводил мой ужас до исступления.

– Несите саблю, – отдал короткий приказ палач.

Только не говорите, что он это серьёзно. Остриё ослепительно сверкало на солнце в его руках. Я зажмурилась секундой позже, чем всё случилось. Лезвие вошло сразу по самую рукоять.

Покачиваясь, словно пьяная, с трудом подавляя приступы тошноты, я упала на бордюр в тени от деревьев, опоясывавших площадь. Между казнями перерыв каждые минут пятнадцать-двадцать. И хорошо, что мне этого хватило, чтобы убраться.

Я хочу домой. В тепло. Я хочу в чьи-нибудь объятия, чтобы меня прижали к груди и не выпускали весь оставшийся день. Это неподъёмно много для меня, об этом просят только избалованные девочки, девочки, которых любят. Я должна молить просто о том, чтобы выжить. Хотя бы ещё ближайшие часа два.

Над головой будничным строгим тоном послышалось:

– Проверка документов. Ваши, пожалуйста.

А не пойти бы тебе к чёрту? Как насчёт этого?

Я медленно подняла лицо, по ходу соображая, чего от меня хотят и каких масштабов эта трагедия. Всё ещё на деревянных ногах, я встала и сообщила мрачно:

– Нет у меня никаких документов.

Кто же знал, что всё кончится так внезапно и трагично. Да все знали. Ланкмиллер отдаст меня им. Он мне этого не простит. Я оглянулась исподволь, прикидывая, смогу ли ещё сбежать. Нет, полицейских на площади многовато.

– Совсем? Водительские права, банковская карточка? – усатый мужчина в форме сдвинул брови. – В ином случае я буду вынужден проводить вас в отделение и заняться поисками хозяина.

Пока он говорил, на ум пришла новая идея, наверное, ещё более обречённая, чем первая. Я судорожно огляделась и схватила из толпы за руку первого попавшегося парня.

– Зачем его искать? Вот он. – Стиснула его пальцы так, что самой от этого стало больно. – Господин, я уже заждалась.

Парень смотрел на меня такими несчастными, широко распахнутыми глазами, что сразу ясно стало: он прекрасно понял, куда его тут втягивают.

– Вот этот? – полицейский указал на избранного мной кандидата, и на лице его явственно отразилось недоверие.

– Да! – Я уцепилась за кандидатскую руку ещё сильнее, так, будто всю жизнь только и мечтала её сломать. Умоляю, подыграй мне. Пожалуйста.

– И вы это подтверждаете? – Это было обращено уже к «хозяину».