С тобой навсегда - Татьяна Ковалева

Потом мы опять быстро летим по городу.

«Держись, Кандидат! Я еду!.. Подлость должна быть наказана! Иначе на этом свете нельзя!»

…Вот мелькнули величавые купола знаменитого собора. Я объясняю Петеру, как удобнее проехать. Спустя пять минут показывается знакомый дом. Останавливаемся у подъезда.

Я открываю дверцу.

Петер берет меня за локоть, задерживает на секунду:

— Ты надолго?

— Нет!.. — я неуверенно пожимаю плечами. — Нет. Не знаю… Может, всего минуту…

— Я — с тобой?..

Кажется, Петер догадывается, что у меня здесь не простой должок.

Я опять пожимаю плечами, улыбаюсь Петеру.

«Не хотелось бы, чтобы он, иностранный подданный, вместе со мной угодил в милицию. Дело-то я задумала рисковое! Можно сказать — из ряда вон!»

— Пожалуй, не надо, — я целую его в щеку. — Впрочем как хочешь…

И решительно выхожу из машины.

Петер вроде бы идет за мной. И это понятно: он же видит, что я на взводе. Подстраховывает.

Поднимаюсь на второй этаж, с силой давлю на кнопку звонка. Слышу мелодичную трель, раздающуюся с той стороны двери. Трель очень длинная, бесконечная трель. Но я все давлю и не отпускаю. Меня не оставляет ощущение, что за дверью сейчас кто-то есть. Конечно же! Вижу, какая-то тень быстро мелькнула в «глазке». А может, это мое отражение? Нет, я сейчас ни в чем не уверена.

Оглядываюсь. Петер стоит на площадке — лестничным маршем ниже. Удивленно смотрит на меня.

Я улыбаюсь Петеру, поворачиваюсь к двери спиной и ударяю в нее пяткой. Может, так будет слышнее? Но здесь очень крепкая дверь. Даже не дрогнула от этого удара! И обита толсто. Мой отчаянный удар почти не слышен даже с этой стороны, — не говоря уже о той.

Опять вижу — что-то мелькает в «глазке».

«А! Кандидат, ты все-таки дома! Но боишься открыть! Что ж, это очень вписывается в твой образ. Ну хорошо же! Ты сам того хотел, подлец…»

Еще раз улыбнувшись Петеру и как бы извинившись перед ним, я достаю из сумочки нож и с силой вонзаю его в дверь. Вонзаю повыше — куда рука достает. И, нажимая на рукоять, веду нож наискосок — почти по диагонали…

«Но какой же крепкий здесь дерматин! Хорошо, что нож — острый…»

Потом вонзаю нож второй раз. От всей души! И кромсаю дерматин в перпендикулярном направлении. Хватаю лоскут рукой и тяну его на себя. Дерматин рвется с треском. И треск этот громкий — на весь подъезд — ласкает мне слух.

К своему удивлению, под толстым слоем минеральной ваты обнаруживаю еще дерматин — очень старый.

«Ох, как ты запаковался! Создал себе уютный мирок! Но это не спасет тебя, ибо я — во гневе».

И я снова вонзаю нож, и торжествующе вырываю широкую полосу этого старого, может, еще довоенного дерматина. Нож с неприятным скрежещущим звуком цепляет нечто металлическое.

И тут взору моему открывается небольшая латунная табличка, несколько позеленевшая от времени. Что-то на ней написано…

Мне хочется прочесть. Я привстаю на цыпочки и провожу по табличке рукой — сметаю пыль, клочки ваты.

И читаю…

Профессоръ хирургiи

В.К. Игумновъ

Будто пораженная молнией, я замираю под искромсанной дверью. С минуту изумленно взираю на табличку.

«Вот, значит, где обитали мои предки!.. И, как видно, не случайно судьба вела меня к этой двери. Быть может, и Кандидата судьба толкнула на подлость с той только целью, чтобы я в порыве негодования набросилась на его дверь и обнаружила истину, так глубоко скрытую!»

Бросив нож у порога, я поворачиваюсь и тихо спускаюсь по ступенькам.

— Извини, Петер!.. Наверное, тебе не надо было за мной ходить. Сам видишь…

Он не отвечает, идет за мной.

А я сейчас думаю о том, что вот и до меня у нас в роду были медики.

Садимся в машину.

«Что это Петер такой тихий? Его, верно, впечатлил мой поступок…»

Осторожно взглядываю на Петера и вижу в глазах его уважение. И тут же мне кажется, что глаза его смеются.

Но Петер говорит серьезно:

— Я люблю тебя…

И, наклонившись, целует меня в губы.

Германия встречает нас пасмурной погодой. Я расцениваю это как положительный знак. Хмурое небо и мелкий нудный дождичек в начале нового жизненного этапа — почти гарантируют безмятежное солнце и личное счастье некоторое время спустя. Но я могу сказать с уверенностью — счастлива и сейчас, в начале нового жизненного этапа. Потому что рядом со мной идет Петер — большой, сильный, красивый и любимый, я опираюсь на его руку…

Несколько дней спустя, действительно, начинает проглядывать солнце, а потом надолго устанавливается тихая ясная погода. Мне это представляется несколько необычным для осени. Я привыкла к осени ветреной, ненастной, наводящей тоску. А здесь, в Лейпциге, рядом с Петером у меня душа поет. Хотя и мелькнет иной раз грустное: «А как там у нас?».

В Лейпциге, во всяком случае первое время, мне очень интересно. Я так и порхаю, и всплескиваю руками, и постоянно восклицаю что-нибудь восторженное.

У Петера недалеко от площади Рихарда Вагнера большой двухэтажный дом. Петер платит за него в рассрочку. Сколько в этом доме комнат, я не знаю и даже не берусь сосчитать, ибо некоторые из комнат имеют выдвижные на роликах стены и при желании комнаты можно располовинить; и еще есть некоторое затруднение: считать ли за комнаты две гардеробные — на первом и втором этажах — без окон, более напоминающие большие чуланы? И Петера спрашивать не хочу, так как почти уверена, что вопрос о количестве комнат в его доме вызовет лишь изумление и непонимание. У Петера есть дом — и этим все сказано…

Дом обставлен со вкусом — потрудился дизайнер. Всюду дорогая удобная мебель и — море цветов, причем, если не знаешь, никогда нельзя сказать с уверенностью — живые в данный момент перед тобой цветы или искусственные. В некоторых местах — под лестницей, по углам холла, в прихожей у окна — разбиты целые цветники. За живыми цветами «присматривает» электроника, коей задан определенный режим, и она чутко реагирует на малейшие изменения температуры воздуха, влажности воздуха и почвы. Фантастика! Можно часами наблюдать за работой этой электроники: то вдруг ветерок — теплый и влажный — подует откуда-то на цветы, то прольется на них быстрый ласковый дождичек, то прикроются слегка жалюзи и ограничат слишком изобильный солнечный свет…

Мне особенно приятно подмечать некоторые детали, говорящие о том, что дизайнер поработал здесь совсем недавно, — то есть готовили дом именно к моему приезду. Эта мысль часто посещает мою голову, и я стараюсь лаской отплатить Петеру за столь великое внимание ко мне. Вообще я заметила, что здесь, в Германии, все мужчины относятся к женщинам с огромным вниманием, иной раз мне даже кажется — с показным. Но как бы то ни было!.. Даже если мужчина в чем-то не согласен с женщиной и невероятно зол на нее, и скрежещет зубами, он не вытолкает ее из машины, а непременно выйдет, откроет перед женщиной дверцу и подаст руку. Он проведет свою женщину по улице так, чтобы все видели, какая это идеальная пара и какое безоблачное над этой парой небо. И ухаживает мужчина за женщиной не с лакейской приниженностью, а с таким достоинством, будто делает важное государственное Дело.