Спасти Кэрол - Джош Малерман

Или, как сейчас, с плитой каменного стола в подвале, где она лежит.

– Если ты лежишь, допустим, на полу в мастерской, – говорила Хэтти, – ты можешь упереться в него руками – вне зависимости от того, присутствует в твоей коме пол или нет. И, может быть, тебе удастся сесть, не просыпаясь.

Теперь же, когда Кэрол, изо всех сил концентрируясь на каменной плите, пыталась повернуться на бок, все предшествующие приступы представлялись ей одним долгим непрекращающимся падением.

Дыхание. Все ближе и ближе.

Внутренним взором Кэрол видела своего друга Джона Боуи – тот сидел в своей могиле, босой, подняв правую руку, словно о чем-то предупреждал Кэрол.

А потом Кэрол почувствовала, как кто-то положил ей руку на плечо.

Но это была рука не Джона Боуи. Нет, вовсе не дружеская рука. Рука друга не может быть такой холодной – температура, казалось, была ниже точки замерзания. Кэрол попыталась рассмотреть, кто бы это мог быть, но повернуть голову было так же невозможно, как и повернуться на бок. Все, что оставалось, – это всматриваться в черноту, проносящуюся мимо ее мысленного взора.

Кто-то здесь есть. Кто-то здесь есть. КТО-ТО ЗДЕСЬ ЕСТЬ, КЭРОЛ!

До этого, во время своих приступов, Кэрол никогда не чувствовала прикосновений других людей. Она не ощущала рук Хэтти, когда та ухаживала за ней. Даже когда Дуайт и Фарра несли ее наверх, она ничего не чувствовала. Теперь же – пальцы, ладонь, рука, скользящая по поверхности ее тела.

Повернись на бок!

Кэрол почувствовала, как поворачивается. Поворачивается на бок.

ПОВЕРНУЛАСЬ!

У нее получилось? Она сама это сделала?

НЕТ!

И эти три буквы, которые она произнесла про себя, вспыхнули в ее сознании, осветив небо Воющего города. В тот момент, когда Кэрол ощутила, что поворачивается, она слышала шаркающие звуки. Чьи-то ноги на каменном полу. Крысы? Нет, вряд ли. Теперь она летела, лежа на боку, и ей было понятно, что повернулась она не сама. Ее повернули. Кто-то сделал это за нее. И теперь она в этом новом положении летела в черную, как смоль, бесконечность, и платье ее развевалось иначе, чем до этого, равно как и пряди волос. Но она продолжала двигаться. Кэрол ощущала этот момент вращения; оно убыстрялось, и Кэрол была неспособна контролировать его скорость.

Падая в никуда, ты будешь вращаться, и НЕ СМОЖЕШЬ ОСТАНОВИТЬСЯ НИКОГДА. ТЫ СТАНЕШЬ ВРАЩАТЬСЯ ВЕЧНО!

Но вращение прекратилось.

И теперь, впервые в жизни, Кэрол Эверс, оказавшаяся в Воющем городе, падала вниз, вперед спиной.

Она посмотрела вверх, в темноту, сквозь которую падала.

Услышала хриплое дыхание. Вспомнила чью-то холодную руку. Попыталась преодолеть страх и вдруг увидела свет.

Она увидела!

Свет!

В сравнении с тем, что произошло, с этим новым ощущением, которое она теперь переживала, находясь в состоянии комы, предательство мужа показалось ей пустяком.

Она уже не падала. И тем не менее еще не проснулась. Кэрол лежала на спине в подвале, в строительстве которого участвовала сама.

И свет…

Похоже, свет исходил от одного из канделябров, закрепленных на каменной стене. И в свете горящей в нем свечи Кэрол увидела в отдалении черный зев открытого входа в подвал.

Вход был едва виден, и тем не менее это был подвал ее дома. Она видела его не во сне, не своим внутренним взором. Кем бы ни был тот, кто помог ей повернуться на спину, он дал ей и этот свет.

Почти полсотни раз Кэрол вместе с матерью взбиралась наверх по деревянной лестнице, ведущей в подвал. А сколько раз она звала мать, падая сквозь земную кору к самому центру Земли, где, как знала лишь она одна, нет ни жара, ни огня, ни света!

Она пока не проснулась, не очнулась от комы. И тем не менее что же произошло с Воющим городом?

Ты достигла самого что ни на есть дна, – подумала она. И с этой мыслью на Кэрол навалился еще больший страх. Ибо что считать дном пропасти, у которой не может быть дна?

Но Кэрол понимала: это еще не конец. Кто бы ни помог ей перевернуться, все только начинается.

И она услышала шуршание кожи по полу, усыпанному гравием.

Нет, этот звук издавали не тонкие лапки грызунов, бегающих по пыльному полу.

– Джон? – услышала Кэрол свой голос.

Оказывается, она может двигать губами. Движение и свет. Эти ощущения так поразили ее, что она забыла упрекнуть себя за то, что произнесла имя своего умершего друга.

Увы, здесь, в Воющем городе, не было места для Джона Боуи. Хотя она и лежала в подвале собственного дома, Кэрол понимала, что, несмотря на видение света, она все еще пребывала в полной темноте, на самом дне.

Не отрываясь, Кэрол смотрела туда, где находился вход в подвал. Затаила дыхание, ощущая, как ставший горьким воздух разрывает ее грудь.

Только бы увидеть того, кто помог ей повернуться!

Огонек свечи дрогнул. Почему? Ведь воздух в подвале недвижим! Но хриплое дыхание приблизилось и стало ощутимым как никогда.

И она увидела лицо.

Нет, это был не Дуайт. И не Хэтти, и не Джон.

Это лицо выглядело грубо намалеванным масляной краской. Или как будто поверх одного и того же полотна написали несколько лиц, причем холст был так глубоко погружен в темноту, что рамы словно бы и не было.

Глухой крик вырвался из груди Кэрол.

Страх, который она ощутила, был сильнее страха перед могилой.

Издали донесся собачий лай, раскатами эха пронесшийся по каменным коридорам подвала. В ужасе Кэрол представила себе, что она уже похоронена, но похоронена под могилами местного кладбища – даже вампиры не копают так глубоко. Вой, который она услышала, не нес в себе горя и ужаса, а был воплощением восторга, словно создание, его издавшее, скреблось не о крышку своего гроба, а о его днище. Скреблось до тех пор, пока дерево не поддалось и в гроб не проникла земля. А вслед за землей – и Кэрол.

– Кэрол!

Ее имя произнес тот, кто смотрел на нее из дверей, обратив к ней сразу все свои лица.

Кэрол, Кэрол, Кэрол…

Черты лиц свободно перетекали друг в друга, одна намалеванная физиономия меняла другую. Рот стоящего в дверях существа не двигался.

Хотя Кэрол и знала, что пошевелиться ей не удастся, она все же попыталась это сделать.

Существо вошло в подвал, и Кэрол увидела на его лице неясно очерченное пятно рта, нос, слишком маленький для этих глаз, а также кожу цвета конской мочи.

И вдруг черты этого лица полностью изменились, заняв верхнюю правую часть головы, после чего стекли к своему обычному положению.