Хорошие жены - Луиза Мэй Олкотт

Когда пришло время расставания, он изобразил притворную веселость, чтобы скрыть некоторые неудобные эмоции. Эта веселость ни на кого не произвела впечатления, но все попытались сделать вид, что произвела, – ради него. И он держался хорошо до той минуты, когда миссис Марч поцеловала его и шепнула что-то ему на ухо с материнской заботливостью, и тогда, чувствуя, что быстро теряет мужество, он торопливо поцеловал всех, не забыв и огорченной Ханны, и бросился вниз, словно от смертельной опасности. Джо тоже спустилась немного погодя, чтобы помахать ему, если он обернется. И он обернулся, возвратился, обнял ее, пока она стояла на ступеньке чуть выше его, и посмотрел вверх ей в лицо с выражением, сделавшим его краткий призыв красноречивым и трогательным:

– О, Джо, неужели не можешь?

– Тедди, дорогой, если б я могла!

И это было все, если не считать небольшой паузы. Лори выпрямился, произнес:

– Все в порядке, не обращай внимания, – и ушел, ничего больше не сказав.

Но не все было в порядке, и Джо не могла «не обращать внимания», ведь, когда кудрявая голова легла на ее руку мгновение спустя после ее жестокого ответа, она почувствовала себя так, словно убила самого дорогого друга, а когда он ушел, не оглянувшись, поняла, что мальчик Лори больше никогда не вернется.

Когда той весной Джо вернулась домой, она была поражена переменой, происшедшей в Бесс. Никто не говорил об этой перемене и, казалось, даже не сознавал ее, так как все происходило слишком постепенно, чтобы поразить тех, кто видел ее каждый день, но для Джо после долгого отсутствия перемена была очевидна, и тяжесть легла на ее сердце, когда она вгляделась в лицо сестры. Оно не было бледнее и лишь чуть-чуть похудело с осени, но казалось странно прозрачным, словно смертное медленно отступало и бессмертное сияло сквозь слабую плоть с неописуемо трогательной красотой. Джо увидела и почувствовала это, но ничего не сказала, и вскоре первое впечатление утратило свою остроту, так как Бесс казалась довольной, никто, похоже, не сомневался, что ей лучше, а вскоре за иными заботами Джо на время забыла о своих страхах.

Но когда Лори уехал и снова возобладал покой, смутная тревога вернулась и стала преследовать ее. Она призналась в своих литературных грехах и получила прощение. Однако когда она показала свои сбережения и предложила поехать в горы, Бесс от души поблагодарила ее, но попросила не увозить так далеко от дома. Было решено, что более подходящей будет еще одна поездка к морю, а так как бабушку не удалось убедить даже на время оставить малышей Мег, Джо сама повезла Бесс в тихий приморский городок, где та могла проводить много времени на свежем воздухе, чтобы морские бризы вдохнули немного румянца в ее бледные щеки.

Это не был модный курорт, но даже среди приятных людей, которых девочки встретили там, они завязали мало знакомств, предпочитая проводить время вдвоем. Бесс была слишком застенчива, чтобы получать удовольствие от общения с новыми людьми, а Джо – слишком озабочена состоянием Бесс, чтобы думать о ком-либо еще. Они были всем друг для друга и приходили и уходили, совершенно не сознавая, какой интерес вызывали у окружающих, с сочувствием наблюдавших за двумя сестрами – сильной и слабой, не расстававшимися ни на миг, словно обе инстинктивно чувствовали, что долгая разлука недалека.

Да, они чувствовали, но никогда не говорили об этом; ибо часто в наших отношениях с теми, кто нам всего ближе и дороже, существует сдержанность, которую трудно преодолеть. Джо казалось, будто какая-то завеса разделяет их сердца, но стоило ей протянуть руку, чтобы отодвинуть эту завесу, как возникало ощущение, что в молчании есть что-то священное, и она ждала, когда заговорит Бесс. Она удивлялась – но вместе с тем и была благодарна Богу, – что родители, похоже, не видят того, что видит она, и в эти тихие недели, когда печальные тени сгущались все более очевидно для нее, она не писала об этом домашним, уверенная, что все будет ясно, когда Бесс вернется домой, не улучшив своего состояния. Еще чаще задумывалась она о том, догадывается ли сестра о горькой правде и какие мысли бродят в ее голове в те долгие часы, когда она лежит на теплых скалах, положив голову на колени Джо, а бодрящие ветры овевают ее и музыка моря звучит у ее ног.

И однажды Бесс заговорила. Она лежала так неподвижно, что казалась спящей, и Джо, опустив книгу, сидела, печально глядя на худое лицо и пытаясь отыскать луч надежды в слабом румянце на щеках. Но ей не удалось найти того, что удовлетворило бы ее, – щеки были впалыми, а руки слишком слабыми даже для того, чтобы держать маленькие розовые ракушки, которые они собрали на берегу. И тогда с новой остротой она осознала, что Бесс медленно уходит от нее, и невольно сжала в объятиях дражайшее сокровище, каким обладала, чтобы удержать его. С минуту глаза ее были затуманены, и она ничего не видела; когда взгляд ее прояснился, Бесс смотрела вверх на нее так нежно, что едва ли ей нужно было говорить:

– Джо, дорогая, я рада, что ты все знаешь. Я пыталась сказать тебе, но не могла.

Ответа не было, лишь щека сестры прижалась к ее щеке; не было даже слез – когда Джо бывала глубоко тронута, она не плакала. Теперь Джо была более слабой из них двоих, и Бесс попыталась утешить и поддержать ее. Она обняла ее и нежно зашептала:

– Я знаю об этом давно, дорогая, и теперь привыкла. Мне не тяжело думать об этом или это выносить. Постарайся смотреть на это так и не беспокойся обо мне, потому что так лучше всего, в самом деле лучше.

– Поэтому ты была так несчастна прошлой осенью, Бесс? Тогда тебе еще было тяжело и ты держала это про себя так долго, да? – спросила Джо, отказываясь видеть или говорить, что это – «лучше всего»; но ей было приятно знать, что горести Бесс никак не были связаны с Лори.

– Да, тогда я потеряла надежду, но не хотела признаться в этом. Я пыталась убедить себя, что это больное воображение, и не хотела никого беспокоить. Но когда я видела вас всех, таких здоровых, сильных, полных счастливых надежд, мне было тяжело сознавать, что я никогда не буду такой, как вы, и тогда я чувствовала себя несчастной.

– О, Бесс, и ты ничего не сказала мне, не дала утешить тебя, помочь тебе! Как ты могла отгородиться от меня и выносить все это одна?

В голосе Джо звучал нежный упрек, и сердце ее сжималось при мысли об одинокой борьбе, которая шла в душе Бесс, прежде чем та научилась сказать прости здоровью, любви, жизни и нести свой крест так спокойно и с готовностью.

– Может быть, это было нехорошо, но я старалась поступать правильно. Я не была уверена, и никто ничего не говорил. Я надеялась, что ошибаюсь. Это было бы эгоизмом – пугать вас всех, когда мама так озабочена делами Мег, Эми уехала, а ты так счастлива с Лори – по крайней мере, я так тогда думала.

– А я думала, что ты влюблена в него, Бесс, и я уехала, потому что не могла полюбить его! – воскликнула Джо, радуясь, что может наконец сказать всю правду.

Бесс была так изумлена этой мыслью, что Джо улыбнулась, несмотря на страдание, и добавила мягко: