Один из семи - Роман Галкин

– Олег, – останавливает меня Катерина. – Знаешь, я думаю, твое отношение ко мне отчасти продиктовано тем, что первая встреченная тобой сущность была в мужской оболочке. Возможно, придет время, когда ты поймешь … Как бы тебе объяснить-то. Вот, к примеру, то, что вы называете душой, имеет пол? Нет. Душа бесполая. Пол имеет оболочка, в которой душа находится. Понимаешь, что я хочу сказать? Сущность, наполнявшая оболочку Шалинского, являлась мужчиной, только находясь в той оболочке. Сущность в оболочке Катерины – женщина. Понимаешь? Жен-щи-на.

В ответ я лишь пожал плечами.

– Пойдем, Ибрагимыч, Колян сегодня какой-то мнительный, – хлопнул по плечу Руслана, подойдя к нему, и вышел на лестницу.

– Я Маратович, – жестко, с нотками внушения, произнес Ибрагимыч, обгоняя меня по порожкам.

И чего я его довожу? Вроде не сделал мне ничего плохого…

***

Тот же водитель, что встречал меня в аэропорту, отвез к дому, где мне была выделена квартира. Квартира, надо сказать, оказалась довольно внушительных размеров. Побродив по комнатам и обследовав содержимое двухдверного холодильника, вышел на один из балконов. Передо мной сиял золотыми куполами какой-то храм или собор. Я не особо разбираюсь в церковной архитектуре. Да и столицу практически не знаю. Бывал в ней только проездом, да и то, последний раз лет двадцать назад… Это ж надо, как долго я живу…

В кармане загудел виброзвонком телефон. Ага, это как раз тот, кого я жду.

– Привет, Василий. Ты где?

– Привет, Олег. Стою перед воротами резиденции, в которую тебя доставили.

Сообщаю ему номер апартаментов и тут же слышу звонок домофона. Подойдя к двери, вижу на встроенном в стену экране Суровцева, топчущегося перед кованными воротами, и черный БМВ за его спиной. Нажимаю на кнопку открытия ворот и, когда Василий заезжает во двор, нажимаю на нее вторично, чтобы ворота закрылись. Домофон пиликает вторично. На этот раз вижу Василия стоящим перед дверью в подъезд. И еще через пару минут, после звонка в дверь, снова наблюдаю его на экране уже непосредственно перед дверью в квартиру.

– Не хило вы, буржуи, живете, – пожимая руку и оглядываясь по сторонам, констатирует сыщик.

– А то, – отвечаю, думая, что бы он сказал, увидев тот парк, в котором я сегодня побывал, и пруд с рыбками. – Вступай в «Партию Большинства», и ты так жить будешь.

– Ага. Была уже однажды одна партия большевиков. Тоже райскую жизнь обещала.

Василий, так же, как и я полчаса назад, побродил по комнатам и, увидев широченный двухдверный холодильник, по хозяйски углубился в его изучение.

– Так, что тут у нас? Ага, пивко. А к пивку что? Это чо такое? Я такого не знаю. А вот сыр «косичку» уважаю. А в морозилке? Ого! Какие крупные креветки! Щас сварим. Держи.

Я принимаю и откладываю на стол все, что подает Суровцев. М-да. Неужели мы все это съедим?

Съели…В первом часу ночи закончилось пиво, а то бы съели еще.

Суровцеву я решил позвонить еще в тот вечер, в «Доме Охотника». Вкратце обрисовал ситуацию, не вдаваясь в подробности, и Василий попросил подождать недельку, пока он закончит какое-то срочное дело. После разговора с ним я, также ссылаясь на срочные дела, сообщил Катерине, что смогу быть в столице только через неделю. Она не возражала. Накануне отъезда Василий заехал ко мне и расспросил обо всем подробнее. Естественно, он не был посвящен в подробности о мистических сущностях, которые используют людские тела как оболочки для собственного физического воплощения, иначе просто вызвал бы санитаров.

Я сказал ему, что Катерина, ставшая во главе «Партии Большинства», принуждает меня к сотрудничеству, угрожая благополучием близких мне людей.

– Старик, – удивился тогда Василий. – Я тебя не узнаю. Ты же решал свои проблемы весьма конкретными радикальными методами. Или дело в твоих прошлых отношениях к Катерине? Но тогда чем могу помочь я?

– Нет, мои прошлые отношения с ней здесь ни при чем, – я помолчал, пытаясь подобрать правильные слова. – За Катериной стоит реальная сила. Такая сила, которая запросто может перемолоть и меня, и всех, кто будет находиться рядом. Я хочу, чтобы ты имел это в виду, прежде чем подписаться на помощь.

– А я хочу, чтобы ты имел в виду, что перед тобой сидит опер. Понимаешь? Тот прежний опер, Васька Суровцев. А потому пугать меня опасностями – лишь раззадоривать. Понял? А если понял, то говори, что делать.

– Если бы я знал, что делать, то сделал бы сам. Потому и обратился к оперу, ибо не знаю, что делать.

Мы тогда проговорили до полуночи. Василий периодически звонил то своим подчиненным, то каким-то приятелям в столицу, отдавал распоряжения, консультировался, узнавал, может ли рассчитывать на помощь. В конце концов, мы договорились с ним об условных эсэмэсках и завалились спать. В пять утра я разбудил Василия, и он укатил в столицу.

На следующий день Суровцев встретил мой самолет и вел меня от аэропорта до штаба, а потом от штаба до дома, в котором мне была выделена сиротская квартирка. Далее, шелуша креветки и прихлебывая пиво, он поведал мне все, что ему и его помощнику удалось выяснить о деятельности «Партии Большинства». То, что эта партия проправительственная, ни для кого секретом не было. А вот то, что она активно копает под столичного мэра, мало кому известно.

– Они, конечно, все одним миром мазаны, эти политики, – говорит Василий. – Но методы, которыми эти твои большевики ведут борьбу, мне претят. Лить столько грязи, причем высосанной из пальца… А эта шумиха, устроенная ими на международном уровне, вокруг того, что Луноликий запретил проведение в столице гей-парада. С их подачи вся передовая зарубежная пресса негодует по поводу гомофобии Луноликого. В европейских столицах гомосеки устраивают акции протеста у наших посольств. Нет, ты видел в новостях, что там творится?

– Я как-то вообще не слежу за политикой, – пожимаю плечами. – А за жизнью сексменьшинств – тем более. И, если честно, не понимаю, как связаны гомофобия и геи?

– Что значит, как связаны? Гомофобы – это те, кто не приемлет гомосексуализм, – поясняет Василий.

– Погоди, давай разберемся, – наполняю бокалы пивом. – Что в буквальном переводе означает гомофобия?

– Что?

– Человеконенавистничество, так? Гомо и фобия. Или, может, я не прав, и слово гомо переводится как педераст?

– Так это что получается, – Василий ставит кружку на стол с такой силой, что из нее выплескивается часть пива. – Кто не гомосек, тот не человек?

– Получается, что кто-то очень хочет всем это внушить. По крайней мере, слово «гомофобия» для всех уже имеет определенное значение. Ну, да пошли они куда подальше! – возмущаюсь я. – Давай по делу.

– По делу могу пока мало что сообщить. Я здесь всего сутки. Пока ясно только то, что Луноликого пытаются опустить по полной. В Интернет выплескивается куча всякой дезы про его пьянство, распутство, взяточничество и тому подобное. Но ни Катерина, ни кто другой в качестве претендента на место главы столицы на сцену пока не выходит. Возможно, хотят сперва подготовить почву.