Авианосцы адмирала Колчака - Анатолий Матвиенко

— Полная тишина! Слушать в отсеках!

В тусклых огнях аварийного освещения — основное погасло от взрыва линейного крейсера — капитан всмотрелся в напряженные лица подводников. Капает вода, где-то даже журчит. Выходит, поврежден прочный корпус, и долго на дне не придется залеживаться. А главное — даже через изрядную толщу воды слышны винты. Много винтов.

Первая партия глубинных бомб встряхнула субмарину, потом вторая. Жуткая последовательность звуков, сводящая подводников с ума: сначала винты эсминца приближаются, усиливается их хлопанье, затем удаляются, и пятьдесят шесть человек судорожно сжимают кулаки в ожидании взрывов. На небольшой глубине, бывает, слышны даже всплески от бомб, падающих за корму охотника за подлодкой.

«Акулу» накрыло лишь с шестого захода. Гарсоева сбило с ног, прямо из рубочного колодца хлынула ледяная вода. Свет погас, по ноздрям резануло хлором — очевидный признак попадания забортной соли в аккумуляторную яму. Погасли и светляки дожигания водорода.

— Не-ет! Я не хочу умирать! — стеганул по ушам мальчишечий голос. Капитан неким седьмым чувством уловил движенье в кромешной тьме, услышал звук поворачиваемого маховика. — Не-ет! К солнцу! Наверх!

— Отставить, гардемарин! Я запрещаю всплывать!

Стальной настил под ногами, по щиколотку залитый водой, вдруг дрогнул, а в систернах главного балласта забурлил воздух.

— Боцман! Отставить всплытие! Слышите?

Нет ответа.

Гарсоев на ощупь двинулся к посту управления глубиной и наткнулся руками на худое тело юного офицера.

— Подгорецкий! Отставить истерику!

— Мы погибаем, капитан! Всплывем и сдадимся! Я не хочу умирать.

Выстрел в малом объеме центрального поста ударил пушечным громом. Командир отпихнул тело гардемарина и вцепился в вентили. Продувку — долой, открыть захлопки. Освобожденный воздух устремился из глубины, звучно булькнув на поверхности и подсказав эсминцам точное место укрытия субмарины.

— Откройте продувку, капитан! — донеслось из темноты глухое рычание.

Невидимые тени подступили с двух сторон. Ледяные пальцы вцепились в запястье с револьвером, руки другого моряка обхватили за шею.

— Братцы! Мы не можем всплывать! Мы утопили американский боевой корабль! — прохрипел Гарсоев. — Увидев русских, они объявят войну!

Кавторанга оторвали от вентилей. В обнимку с кем-то из подводников он упал, нырнув лицом в перемешанную с грязью воду, с трудом поднял голову. От боцманского места донеслись звуки борьбы. Невидимый в темноте подводник хотел отворить продувку и поднять лодку к поверхности, другой член экипажа его удерживал. Их упорное сражение происходило в затапливаемом отсеке, в чернильной тьме, под аккомпанемент взрывов глубинных бомб, журчания вливающейся воды и в нестерпимой хлорной вони!

Кавторанг попал рукой на что-то твердое и тяжелое. Не разбирая, он ударил удерживающего его моряка, потом снова и снова, надеясь попасть в голову. Удалось ли — неведомо, но стальные объятия разжались, и командир лодки опять упал в воду.

Стихла возня у боцманского поста. Что там произошло — не видно, однако шума воздуха не слышно и корпус не шевелится. То бишь лодка по-прежнему лежит на дне и ждет своей незавидной участи.

Нащупав руками переборку, кавторанг выпрямился. Ноги в ледяной жиже быстро начали терять чувствительность. Вода прибывала, скоро затопив центральный пост по пояс.

Кромешная тьма, хлорное удушье и ледяные объятия внизу. Всему конец, жизненный поезд преодолел последний поворот и несется в бетонную стену, до которой остались считаные секунды…

Точку поставил американский эсминец, вываливший глубинные бомбы ровно в то место, откуда поднялся пузырь. Гарсоева подбросило, под нечеловеческим давлением на него обрушился поток воды, залившей нос, рот, заполнившей легкие… Увидел ли он свет в конце тоннеля или остался в черноте вечной ночи, неведомо.

Гидроплан передал об успешной атаке на американский крейсер. Ильинский скомандовал пропустить эскадру через пролив Святого Георга — не топить же остальные корабли вроде как нейтральной страны.

Затяни Георг V бегство на какую неделю, он бы оказался отрезан от Ливерпуля. Есть, конечно, воздушный путь, но при обилии в воздухе германских и русских аэропланов риск неоправданно велик.

Русская армия разделилась. Две пехотные и две кавалерийские дивизии двинулись на Уэльс, танковые части, кавалерия и артиллерия без особого сопротивления взяли Оксфорд и вышли в тыл британским соединениям, оборонявшим в Лондон.

Со стороны или с воздуха крайне интересно наблюдать за танковой атакой, когда мощные пятнистые машины неодолимым потоком несутся на врага, иногда останавливаясь и извергая пламя из стволов. Пехотинцу несравнимо легче бежать за танком, нежели голой грудью рвать проволочные заграждения. Совершенно другие чувства раздирают обороняющих рубеж, на который накатывается железная армада.

Сначала издали доносится непонятный гул, постепенно перекрывающий канонаду. Будто надвигается стая исполинских жуков. Потом возникают облака пыли или летят комья грязи — бронированные машины крайне нечистоплотны. К гулу примешивается лязг гусеничных траков, особенно зловещий, когда их выступы звякают о бетон или брусчатку.

С расстояния ярдов пятьсот танк виден отчетливо. В него можно стрелять или пытаться отсечь от него пехоту. По самым ярым стрелкам танкисты тут же бьют в ответ, и из этого места больше пули не летят.

Иногда по танку попадают из артиллерийского орудия, перешибают гусеницу или даже подбивают. Но от этого не легче пехотинцу! Самый большой, самый грозный из них продолжает ползти на его окоп.

В десятках ярдов от танка дрожит земля. Рокот двигателей наполняет пространство, принуждая внутренности солдата трястись в такт злого железного сердца. Пулемет выкашивает любого неосторожного, высовывающегося из-за бруствера хоть на дюйм. Наконец, грохот становится нестерпимым. Широкие, обляпанные глиной гусеницы нависают над головой, грозясь раздавить, расплющить… Танк ухает на противоположную сторону окопа, засыпая сжавшихся, оглушенных и перепуганных людей комьями земли. Пространство заполняется вонью выхлопа. После этого уже никаких сил встать, стрелять, бороться, а сверху наваливается вражеская пехота, размахивая блестящими штыками…

Как только артиллерийские тягачи выкатили шестидюймовые гаубицы на линию Гринфорд — Уэмбли и оттуда посыпались фугасы на центральные кварталы, от командующего столичным гарнизоном фельдмаршала Джона Френча поступило предложение о прекращении огня. В переводе на русский или немецкий язык — о капитуляции.

Победители не отказали себе в удовольствии прокатиться танковой колонной — русскими Б-3 и Б-4, а также германскими «Панцервагенами» через покоренный город. Петр Николаевич занял место командира в одной из головных машин, прогнав колонну мимо наиболее известных достопримечательностей центра. Он хмуро глянул на Биг-Бен, когда голова процессии выехала на Вестминстерский мост.