Побежденный. Hammered - Кевин Хирн

У нас не оставалось выбора, и мы побрели за ней. Мы решили, что сумеем продержаться один день без еды или воды, а рано утром доберемся до фермы. В тот день мы больше не видели Ульфура.

Мы с Раннвейг страшно устали. Ночью мы не сумели поспать, а весь следующий день провели в дороге, так что, когда солнце село, мы дружно повалились на землю под деревом. Мы оба боялись того, что должно было произойти, но у нас не осталось сил на тревогу. Мне даже удалось немного поспать.

Мое пробуждение получилось самым грубым из всех возможных. Мой скелет треснул сразу в сотне мест, потом сросся снова, но совсем иначе, внутренние органы хлюпали и менялись – вам знакома боль, иногда возникающая за глазами? Но когда у тебя начинает расти морда, это невыносимо. Ну, и то, что я был одет, только усложнило положение.

С Раннвейг происходила такая же трансформация. Ее крики и рычание были даже громче моих, а я не пытался сдерживаться. Наконец наша одежда разорвалась, и изменение формы прекратилось. Боль ушла, но мы продолжали лежать под деревом и скулить. Я повернул голову и обнаружил, что вижу много лучше, чем раньше. На том месте, где прежде лежала Раннвейг, появился светло-серый волк в белых носках, окруженный лоскутами одежды.

Я поднялся на ноги – на все четыре – и сделал глубокий вдох. Запахи, о существовании которых я прежде не подозревал, наполнили мои ноздри. Где-то неподалеку была нора полевых мышей; помет устилал землю под поваленным деревом. Я ощущал запах страха лошади на тропе, ведущей в Хнаппавеллир. Мысль о лошади напомнила мне о голоде и о том, что пора начать охоту.

Раннвейг также встала, и она выглядела не менее голодной. Она уловила запах лошади, и мы вместе побежали за ней. Я не знаю, как мы с ней общались; очевидно, на инстинктивном уровне, потому что у нас еще не появилось связи, объединяющей Стаю.

Мне понравилось бежать. Точнее, это был легкий стремительный шаг. Раннвейг оставалась рядом, и мне показалось, что она также наслаждалась движением. Я чувствовал, что лошадь уже совсем близко. Она либо замедлила шаг, либо вовсе остановилась, не зная, куда идти дальше. Но по мере того как мы к ней приближались, нам стали доступны и другие запахи – другие лошади… и люди. Я почувствовал, как у меня потекла слюна; все, что осталось во мне человеческого, ушло куда-то далеко, и мной полностью завладел разум волка. Следующее, что я помню, вернувшее мне сознание, был чей-то голос в моей голове.

«Хорошо. Вы попробовали человеческой плоти. Теперь ваш волк обретет мощь. Сначала его будет трудно контролировать, но со временем вы станете сильными членами Стаи».

«Что? Кто это сказал?» – спросил я.

Оглянувшись, я увидел рядом Раннвейг, с измазанной в крови пастью. Я чувствовал, что моя морда также в крови, и ощущал ее медный запах. Неподалеку спокойно сидел еще один волк, и я узнал Ульфура.

«Ты меня знаешь. Я твой альфа. Мы Стая».

Раннвейг пришла в себя и постепенно начала понимать, что произошло. Я не узнал тело, которое мы разорвали, в отличие от нее. Она отскочила от него и испуганно взвизгнула.

«Нееет! Сигурд! – закричала она через телепатическую связь Стаи. – Мы убили моего брата! Мы съели моего брата!»

Должно быть он отправился ее искать. Я огляделся по сторонам: рядом с тропой лежало еще одно тело. Я не знал, кто это, потому что из всех живших на ферме людей видел только Раннвейг, но подозревал, что ей он знаком.

«Мне очень жаль. Этого человека ты тоже знаешь?» – спросил я.

Она не обращала на меня внимания, поскольку могла думать только о том, что ела брата, и теперь пыталась вызвать рвоту. Я жалел убитых людей, но не испытывал к себе ненависти; я уже понимал, что я ничего не сделал. Их убили волки.

«Ты прав, Гуннар, – сказал Ульфур, который, очевидно, мог читать мои мысли. – Вы этого не делали. Людей убили ваши волки. Раннвейг? Раннвейг. Успокойся».

Я ожидал, что она не станет обращать на него внимания, как и на меня, но она практически сразу успокоилась. Он имел сильное влияние как альфа, и она, поджав хвост, лишь тихонько повизгивала.

«Послушайте меня оба, – сказал Ульфур. – Мы отправляемся на север, в другую часть Исландии, где будем жить. Постепенно мы увеличим Стаю и завоюем себе территорию, после чего будем процветать. Утром, когда вы вновь превратитесь в людей, вам будет легче. Вы станете сильнее. Вы больше никогда не заболеете. И я научу вас контролировать ваших волков, чтобы, если вы того захотите, волк обретал свободу только одну ночь в месяц вместо трех, как он того хочет, и вы больше никогда не потеряете себя в волке – до тех пор, пока действует связь внутри Стаи».

«Мы прокляты, Гуннар», – сказала Раннвейг.

«Может быть, – не стал спорить я. – Но не исключено, что мы сумеем найти путь к спасению. – Я сомневался, что стану тратить много усилий на этом пути. Я уже понял, что мне нравится быть волком и во мне нет того ужаса, который наполнял Раннвейг. – Ты знаешь второго убитого мужчину?» – снова спросил я, когда она немного успокоилась.

Она медленно подошла к телу и посмотрела на то, что осталось от лица.

«Эйнар. Мой дед. Ферма принадлежала ему. О, господи, не могу поверить в то, что происходит». – Она запрокинула голову и завыла.

«Это не происходит, Раннвейг. Всё уже произошло. И мы тут совершенно ни при чем. Он погиб из-за несчастного случая».

«Только не делай вид, что никто не несет ответственности за то, что случилось! Мы совокуплялись, нарушив библейскую заповедь, и Бог послал это существо, чтобы нас покарать. Мы убили моего брата и деда!»

«Я не чувствую себя проклятым», – сказал я.

«Кстати, теперь ты сама одно из таких “существ”», – добавил Ульфур.

Раннвейг заскулила и легла, очень человеческим жестом закрыв лапами глаза. Потом она прижала уши и спрятала хвост.

«Послушай меня, Раннвейг, – сказал я, пытаясь осмыслить различные возможности, которые у нас имелись. – Ты говорила, что хочешь жить настоящей жизнью. Теперь ты можешь. Тебе не нужен муж или брат, чтобы о тебе заботиться. У тебя будет Стая, ты понимаешь?»

«Он прав, – сказал Ульфур. – Мы отправимся в Хусавик, и ты сможешь зарабатывать себе на жизнь, как захочешь. А во время полнолуния мы уйдем из города и будем охотиться на тюленей или ту́пиков, или на кого захотим. А летом на озере Миватн наслаждаться утками».

В те времена в Исландии больше негде было охотиться. Стада северных оленей из Норвегии пришли только в середине девятнадцатого века.

Кроме того, в Исландии отсутствовали крупные наземные хищники. Самым безжалостным являлась арктическая лисица, но никто не поверил бы, что брата и деда Раннвейг убили и растерзали лисы. Так что не вызывало сомнений, что, как только тела будут найдены, люди начнут охотиться на тех, кто совершил злодеяние.

«Нам нужно уходить, – сказал Ульфур. – Пойдем. Мы успеем добраться до Киркьюбайярклёйстюра до завтрашнего дня и добыть вам одежду. Мы скажем, что вас ограбили разбойники».