Русь в IX–X веках. От призвания варягов до выбора веры - Владимир Петрухин

О датировках можно спорить (если основания для спора не исключительно спекулятивные). Но исследователи Ладоги, основываясь на тех же материалах, совершенно по-иному видят начальную историю Ладоги и Руси. А. Н. Кирпичников считает возможным, что «еще до 839 г. (прибытия послов хакана Рос в Ингельгейм. — В. П.) Ладога была центром русского каганата» (Кирпичников 2003. С. 43): если увязывать начало этого «раннегосударственного образования» с появлением скандинавов в Ладоге, то даты каганата окажутся ближе конструкции Вернадского (он датирует каганат 737–839 гг.), чем «перестройке» Цукермана.

А. Н. Кирпичникову вторил Д. А. Мачинский: иного центра для русского кагана не найти — ведь Городища на Волхове в 830-е гг. еще нет. Оно, по Мачинскому, появляется в последней трети IX в. на болотистом «острове русов» арабских авторов, в связи с которым упомянут и «хакан русов» (Мачинский 2003. С. 22), но этот «нездоровый и сырой» (по Ибн Русте) остров не место для «перестройки». Цукерман предпочитает его не поминать. Впрочем, хронологически дата островного каганата «подходит» для построения Цукермана: «к началу IX в. в Поволховье и на Сяси археологически выявлены все необходимые элементы для того, чтобы правитель этой области… «в пику» хазарскому кагану мог гордо именовать себя тем же титулом»[115]. Звучит эффектно: крайний северо-запад Восточной Европы противостоит крайнему юго-востоку; но эффект снижается, если вспомнить, что помимо столицы в устье Волги власть Хазарского каганата воплощала целая система каменных крепостей в бассейне Дона, Северского Донца, на Северном Кавказе, Кубани и Боспоре.

Дальнейшее построение Мачинского принципиально расходится с конструкцией Цукермана: в 860–870-е гг. возникает Новгородское городище, а в Ладоге — могильник на Плакуне. Могильник не связан напрямую с прибытием Рюрика, хотя Мачинский и предполагал, что тот мог быть там похоронен, зато богатое скандинавское погребение на соседней сопковидной насыпи «заставляет» Д. А. Мачинского вспомнить новгородское летописное предание о могиле Олега в Ладоге (несмотря на датировку погребения серединой Х в.).

«Олегова могила» в Ладоге позволяет переиначить судьбу Олега в том виде, в каком она описана ПВЛ. Повествование НПЛ сбивчиво: прерывая повествование о триумфе Олега после похода на Царьград, летопись отправляет героя в Новгород, затем — в Ладогу. Неясно, имеет ли следующая фраза о пути за море, на котором Олега «уклюну» змея, отношение к Ладоге, или это вставка, и последующая констатация «есть могила его в Ладозе» продолжает рассказ о пути в Новгородскую землю. Можно согласиться с Д. А. Мачинским и его предшественниками в том, что повествование НПЛ о первых русских князьях сокращало текст предшествующего (Начального) свода.

Это касается и новгородской версии легенды о призвании варягов: составитель НПЛ, изъявший из «начального» свода космографическое введение, где рассказывалось о расселении славян и других народов, в том числе словен, кривичей и мери и об основании словенами Новгорода, начинает рассказ о призвании с упоминания новгородских людей, волостей словен, кривичей и мери без поминания собственно Новгорода и мест расселения племен (ср. главу II). Упоминание Новгорода как места, где первоначально сел призванный Рюрик, в контексте НПЛ выглядит неуместным, но при этом отражает чтение сокращенного «начального» свода (Гиппиус 2007. С. 217). Первоначальность «новгородской версии» не означает, однако, ее полного соответствия исторической действительности. Разыскания о начале Руси продолжались и после составления Начального свода, преобладающая в списках ПВЛ «ладожская версия» о первоначальном пребывании Рюрика в Ладоге может быть результатом этих исторических разысканий летописцев.

Тематика первоначального княжеского стола в Ладоге была актуализирована поисками в новейшей российской историографии альтернативной «матери городов русских» — столицы Руси (ибо Киев стал столицей иностранной державы). Пока в историографии утверждалась версия первоначальной столицы в Ладоге, в Киеве были сделаны принципиально важные для понимания развития сети древнерусских городов открытия. Раскопками М. Сагайдака на Подоле были открыты древнейшие городские кварталы, ориентированные на речной путь и обслуживание проходящих днепровским путем ладей: планировка этих кварталов повторяла планировку, характерную для балтийских «виков»; схожую планировку имели прибрежные кварталы Ладоги и Гнёздовского поселения[116].

Остатки стен городища на Старокиевской горе были близки по конструкции укреплениям Новгородского Городища. Старокиевское городище существовало в первой четверти Х в. (см. реконструкцию — Михайлов 2010; ср. Комар 2012), позднее там располагался некрополь и княжеский двор (предшествовавший городу Владимира). Эту топографическую ситуацию отражает скандинавские наименование Киева — Koenugardr, «лодочный двор (гард)» (ср.: Джаксон 2001. С. 86).

К. Цукерман (Цукерман 2007. С. 348) характеризует эти открытия как «скромные зачатки городской жизни» в Киеве 880-х гг., риторически сводя проблему к очередной конструкции — фантастическим акциям Русского каганата, якобы приведшим к гибели волынцевской культуры еще в 830-е гг. в построениях А. Комара (очередное наследие историографии Русского каганата в «евразийском» варианте Г. Вернадского)[117]. Олег, однако, появился с варягами и другими жителями Прибалтики в Киеве в 882 г., согласно летописи, — и это мешает «перестройке» русской истории.

Открытие «варяжского вика» времен Олега в Киеве, конечно, не решает всех историко-археологических проблем формирования русской государственности. Главной археологической проблемой остается отсутствие некрополей — погребальных комплексов IX в. как в Киеве, так и в Гнёздо-ве, возле Городища и в Ладоге. Романтические попытки увязать отдельные находки монет или вещи центральноевропейского происхождения с посольством хакана росов при Феофиле (839 г.) или с походом Аскольда и Дира при Михаиле III (С. С. Ширинский, Г. С. Лебедев и др.) вырывали эти находки из более позднего археологического контекста (Х в. — Каинов 2001).