Заветы - Маргарет Этвуд

Я добралась до поворотной точки. Вращается Колесо Фортуны, ненадежное, как луна. Вскоре те, кто был внизу, двинутся вверх. И наоборот, разумеется. Я сообщу Командору Джадду, что Младеница Николь – ныне юная девушка – наконец-то почти в пределах моей досягаемости, и, возможно, в ближайшем будущем ее удастся заманить в Галаад. Я скажу «почти» и «возможно» – пусть томится в ожидании. Он будет страшно доволен – пропагандистский потенциал репатриированной Младеницы Николь он постиг давным-давно. Я скажу, что планы мои развиваются, но в настоящее время я бы предпочла ими не делиться: расчеты тонки, и неосторожное слово в неподобающие уши может все испортить. К реализации плана привлечены Жемчужные Девы, а они находятся в моем ведении, они трудятся на особом женском поприще, куда негоже соваться неуклюжим мужчинам, скажу я, проказливо грозя Командору Джадду пальцем.

– Скоро вы получите свой трофей. Даже не сомневайтесь, – прощебечу я.

– Тетка Лидия, уж и не знаю, как вас благодарить, – просияет он.

«Кто, как не я, здесь дарит благо, – подумаю я в ответ. – Благо земля меня пока еще носит. Отныне, Благо, злом моим ты стань»[50].

Дабы ты понимал, как ныне развиваются события, я ненадолго обращусь к истории. К инциденту, который в то время остался почти незамеченным.

Лет девять назад – как раз в том году, хотя и в другой сезон, открыли мою статую – я сидела у себя в кабинете, изучая Родословные для планируемого брака, и тут меня отвлекло появление Тетки Лиз, обладательницы трепещущих ресниц и вычурной прически, примерно французского пучка. Ее впустили ко мне – она нервно заламывала руки, мне прямо стыдно стало за такие ее романические манеры.

– Тетка Лидия, мне страшно жаль отнимать у вас ценное время, – начала она.

Они все так говорят, но это их никогда не останавливает. Я улыбнулась, понадеявшись, что получилось не очень грозно.

– В чем беда? – спросила я.

Беды поставлялись в стандартном репертуаре: Жены воюют друг с другом, дочери бунтуют, Командоры не удовлетворены предложенным выбором Жен, Служанки бежали, Рождения не задались. Временами изнасилование, за которое мы, если решаем предать его огласке, сурово караем. Или убийство: он убивает ее, она убивает его, она убивает ее, а время от времени он убивает его. В Эконоклассах ревнивый гнев порой берет свое, и в ход идут ножи, но среди избранных убийство мужчин мужчинами метафорично – удар в спину.

В скучные дни я ловлю себя на том, что жажду чего-нибудь поистине оригинального – допустим, случая каннибализма, но затем сама себя корю: бойся своих желаний. В прошлом я много чего желала и получала. Хочешь насмешить Бога – расскажи ему о своих планах, говорили прежде; впрочем, сейчас от мысли о том, что Бог смеется, один шаг до кощунства. Бог – он у нас нынче дико серьезный парень.

– В «Жемчугах» еще одна попытка самоубийства студентки Добрачных Подготовительных Курсов, – сказала Тетка Лиз, заправляя за ухо беглую прядь.

Она сняла некрасивый платок, которым мы обязаны покрывать головы на публике, дабы мужчины не воспылали, хотя мысль о том, что какой-то мужчина воспылает к Тетке Лиз, обладательнице эффектного профиля, но пугающе сморщенной, или ко мне, с моими седеющими зарослями и телом, как мешок картошки, настолько нелепа, что едва ли требуется пояснять.

Только не это, подумала я; не хватало нам опять самоубийства. Однако Тетка Лиз сказала «попытка», то есть самоубийство не удалось. Всякий раз, когда удается, проводят расследование, и пальцы укоризненно тычут в Ардуа-холл. Как правило, нас обвиняют в неподходящем выборе суженого – на нас лежит ответственность за первый подход к снаряду, поскольку все Родословные хранятся у нас. Но вот мнения о том, что же такое подходящий, разнятся.

– Что на сей раз? Передозировка противотревожными? Хорошо бы Жены перестали разбрасывать таблетки по всему дому – любой ведь может наткнуться. Транквилизаторы и опиаты – это же такой соблазн. Или она вешалась?

– Она не вешалась, – сказала Тетка Лиз. – Она попыталась перерезать себе запястья секатором. Который у меня для букетов.

– Во всяком случае, недвусмысленно, – сказала я. – А потом что было?

– Ну, она не очень глубоко порезалась. Хотя было много крови и некоторый… шум.

– А. – (Под шумом Тетка Лиз подразумевала крики: это так неженственно.) – А потом?

– Я вызвала «неотложку», ей вкололи успокоительное и отвезли в больницу. Потом я оповестила компетентные органы.

– И правильно сделали. Хранителей или Очей?

– Тех и других.

Я кивнула:

– Вы, насколько я понимаю, справились с ситуацией наилучшим образом. Какого совета вы ждете от меня?

От моей похвалы Тетка Лиз просияла, но затем ее лицевые мышцы быстро сложились в гримасу острой тревоги.

– Она говорит, что попытается снова, если… если планы не поменяются.

– Если планы не поменяются?

Я понимала, о чем речь, но лучше получить внятный ответ.

– Если свадьбу не отменят, – пояснила Тетка Лиз.

– У нас есть консультанты, – сказала я. – Они с ней поработали?

– Применили все стандартные методы – безрезультатно.

– Высшей мерой угрожали?

– Она говорит, что не боится умереть. Она возражает против жизни. В таких условиях.

– Она возражает против конкретного кандидата или брака вообще?

– Вообще, – сказала Тетка Лиз. – Невзирая на преимущества.

– Букеты ее не вдохновили? – сухо спросила я. Тетка Лиз высоко ценит букеты.

– Ничуть.

– Ее смущает перспектива родов?

Это я понимала, с нашим-то уровнем смертности – главным образом новорожденных, но и матерей тоже. Бывают осложнения, особенно когда младенцы ненормальных форм. На днях у нас родился один без рук, что трактовалось как нелестный отзыв Бога о матери.

– Нет, не роды, – ответила Тетка Лиз. – Она говорит, что любит детей.

– Тогда что?

Я хотела, чтоб она это высказала прямо: Тетке Лиз полезно время от времени сталкиваться с реальностью лоб в лоб. Она слишком много времени проводит за возней с лепесточками.

– Говорите, – велела я. – Меня вы не шокируете.

Она помолчала, покраснела, прочистила горло.

– В общем… Пенисы. У нее как будто фобия.

– Пенисы, – задумчиво протянула я. – Опять они.

Когда девушки пытаются наложить на себя руки, дело зачастую в этом. Быть может, пора поменять нашу образовательную программу, размышляла я: полегче с нагнетанием страха, поменьше кентавроподобных насильников и мужских гениталий, что вспыхивают ясным пламенем. Но если мы станем слишком подчеркивать теоретические радости секса, почти наверняка получим в итоге любопытство и эксперименты, а затем испорченность нравов и побиения камнями.