Тульский - Токарев. Часть №2 - Андрей Константинов

— Согласен, — спокойно кивнул Валерий Михайлович. — Условие: мы едем сейчас и никому не звоним.

— Едем!

У Токарева на лице горели красные пятна. Ему казалось, что его отхлестали по щекам. Усенков все рассчитал правильно — или кто-то очень грамотно подсказал ему: на Василия Павловича санкцию не выписали бы ни по какому доносу, у него была репутация. И еще — Яблонская. Только он сам, взятый на банальное «слабо», мог разрешить обыск в своей квартире — чтобы ни у кого даже тени сомнения не было, будто он, Токарев, чего-то боится или скрывает…

Разумеется, Артем всех этих разговоров не слышал, но такого лица у отца он не видел давно. Василий Павлович, упрямо наклонив голову, сказал глухо сыну:

— Тема, выйди погуляй.

Токарев-младший натянул джинсы, футболку и босиком вышел в коридор, демонстративно усевшись на стул и всем своим видом показывая, что никуда не пойдет. Усенков прикрыл дверь в комнату, но лишь наполовину, так, что Артему было отлично видно и слышно все, что там происходит.

Василий Павлович повел рукой, приглашая Усенкова к шмону. Начальник РУВД засопел и невнятно выматерился. Валерий Михайлович, однако, не пошевелился.

— Василий Павлович, источник указал мне точное место…

— Надежный источник-то?

— Полагаю, что да.

— Ну-с, сделайте одолжение… Куда же показал источник?

— Самая большая рамка на стене.

— Эта?

— Очевидно.

— Прошу…

Василий Павлович уверенно снял рамку, и из-за нее вдруг выпорхнуло три-четыре купюры с изображением американского президента. Артему подумалось, что он просто еще спит, еще не успел проснуться. Он даже не испугался. Токарев-старший грустно посмотрел на порхающие купюры, потом вытащил из-за задника не-вывалившиеся… и жахнул рамку об пол. Вздохнул и отошел к окну, отдернул занавеску и застыл. Начальник РУВД да и сам Усенков тоже на несколько секунд окаменели. Наконец Валерий Михайлович срывающимся голосом вымолвил:

— Добровольно выдать согласны? Василий Павлович обернулся и сказал очень устало, но громко и внятно:

— Пошли вы все на хуй!

— Э-э?! А я-то тут причем?! — вспыхнул начальник РУВД.

— Извини, брат, — тряхнул головой начальник ОУРа и поймал из-за двери остановившийся взгляд сына.

— Я извиняюсь, — встрял Усенков. — Так будем составлять документ?

— Артем! — позвал, не обращая на него внимания, Василий Павлович.

— Да, отец!

Артему казалось, что это сказал не он сам, а кто-то другой.

— Это не твое?

— Отец, да ты что!!!

Усенков даже руками замахал:

— А вот этого — не надо, Василий Павлович!

Токарев-старший на него даже не взглянул и тихо сказал сыну:

— Все… иди.

— Нет уж, — замотал чугунной головой Артем. — Я никуда не пойду.

Дальнейшее происходило как-то очень быстро — или Артему просто запомнились события не целиком, а кусками, словно отрывками какого-то странного фильма: вот отец, катая желваки по скулам, подписывает акт добровольной выдачи, в котором указаны номера купюр. Вот Дарья Ивановна, которую привлекли понятой, говорит ему без злости, с сочувствием:

— Палыч, не переживай… В тридцатые больше всех пострадали сотрудники НКВД…

Потом поехали в РУВД и там уже дописали все бумаги. С этими бумагами, причем зарегистрированными, Усенков отправился к Яблонской в прокуратуру. Ее, конечно, предупредили, и она среагировала спокойно:

— Оставлю пока материалом… О результатах проверки — сообщу..

Валерия Михайловича это не удовлетворило, он поднял скандал и поехал в городскую прокуратуру — там буквально через час было возбуждено уголовное дело по факту злоупотребления служебным положением. Заместитель прокурора города принял решение: задержать Токарева на трое суток в порядке статьи 122-й. Ему звонили — и уговаривали, и даже кричали. Заместитель прокурора всем задавал один и тот же вопрос:

— Он может все это объяснить?

— Нет…

— На его «нет» — моя 122-я!

И зампрокурора швырнул трубку. Поговаривали, что у него когда-то что-то было с Яблонской — вроде, он даже предложение ей делал. Все это было давно — до того, как в ее жизни появился Вася Токарев…

Вскоре в РУВД прибыл старший следователь городской прокуратуры по особо важным делам — он еще раз обыскал кабинет Токарева и комнату в коммуналке. Ничего особо важного найдено более не было. Следак был старый, умудренный жизнью. Он корефанил с Баскаковым из горГАИ, тот с Емельяновым из «кадров». А Емельянову Богуславский не так давно вернул машину, на которую того «шваркнули» в Красном Селе при продаже. Поэтому следователь не обратил внимания на всевозможные нарушения в документах, на неучтенные и просроченные материалы и т. д. и т. п.

Яблонская суетилась с ним рядом и все забирала к себе по описи, приговаривая:

— Тут мы сами разберемся. Сами, сами… Мало не покажется…

Артем не отходил от отца. Ни на кого не обращая внимания, он ходил за Василием Павловичем «пришитым хвостиком». Отец и сын почти не разговаривали, но все время норовили дотронуться друг до друга — будто бы невзначай…

Оперсостав гудел. Подчиненные Токарева-старшего лучше, чем кто-либо, знали, что начальник розыска не мог «помыть» деньги. Но кто тогда?

Теоретически получалось, что мог Харламов. Степа это тоже понимал и бесился, хотя ему и так все говорили, чтобы он дурного не брал в голову. От происходившего всех тошнило… Артем слышал обрывки каких-то разговоров — с фантастическими предположениями и не менее фантастическими планами исправления ситуации… К нему несколько раз подходил Артур и что-то говорил — Артем кивал, но потом не мог вспомнить, о чем шла речь…

…Когда следователь выписал 122-ю, возник вопрос: кто отвезет Токарева-старшего в ИВС на Каляева — так положено… Выяснилось, что никто. Никто из офицеров не захотел пачкаться. Начальник РУВД обратился к сержантскому составу. Все ответили примерно одинаково:

— Хоть увольняйте — не повезем!

Тогда из главка прибыли два хмурых опера на автомашине. Они молча кивнули Василию Павловичу и постарались не встречаться глазами с районными операми. Артем вцепился в отца и сказал, что поедет с ним. Опера не возражали. Им хотелось как можно быстрее уехать из РУВД. Так уж вышло, что Артем даже не дал отцу по-человечески попрощаться с Яблонской — впрочем, она все поняла. Такая, видимо, ей выпала горькая бабья судьба — все понимать, все терпеть и ждать, бесконечно ждать…

…Всю дорогу до Каляева в машине молчали. Отец и сын сидели на заднем кресле рядом и держались за руки. Когда приехали и начали выгружаться, один из оперов шепнул Артему.