Тульский - Токарев. Часть №2 - Андрей Константинов

— Это инспекция по личному составу? Мне бы Усенкова Валерия Михайловича, по срочному вопросу… Не по этому телефону, а по какому, не подскажете? Ага, сейчас… записываю… Спасибо.

Тульский повесил трубку и тут же вновь поднял ее, набирая семь цифр. Нажав последнюю кнопку, он глубоко вздохнул, как перед нырком: Усенков ответил лишь на шестом звонке, когда ребята решили, что он уже ушел. Артур шумно выдохнул и откашлялся:

— Але? Товарищ Усенков? Здравия желаю, товарищ майор. Оперуполномоченный Тульский, старший лейтенант, уголовный розыск Василеостровского РУВД, 16-е отделение, мой телефон 217-43-30… Да… Так точно… Я вот по какому вопросу решился вам позвонить: сегодня был задержан подполковник Токарев… Да… Дело в том, что я имею в отношении него информацию, которая может представлять для вас оперативный интерес. Да… Да… Нет, информация серьезная и конкретная. Я бы хотел встретиться с вами и рассказать… Завтра с утра?.. А сегодня?.. Никак не можете… Понимаю, но… Ясно. Только с утра. Есть. Нет, товарищ майор, я бы очень не хотел подъезжать к вам в инспекцию, поймите меня правильно, я ничего не боюсь, но… Мне еще работать в розыске, а меня могут увидеть, и сразу отношение… Да, да, все же очень быстро просчитывается… Нет, много времени я не займу… А давайте на набережной Робеспьера — и от вас недалеко и… Хорошо, давайте в садике кинотеатра «Ленинград»… Есть. Во сколько? В 10.00. Есть. Всего доброго…

Артур повесил трубку и вытер испарину со лба:

— Все. Завтра он ждет нас… в смысле — ждет меня в десять в садике кинотеатра «Ленинград».

Артем сморщился:

— Можем не успеть! Уйдет Фантом! Нету времени!

Тульский вздохнул:

— А и вариантов других нет… Нам Усенкова по другому раньше не перехватить — сейчас он с Каляева уходит, а домашнего его адреса в ЦАБе наверняка нет… Ничего. Несколько часов погоды не сделают. Пошли к Варшаве — посидим, покумекаем… Может, он чего-нибудь подскажет… Да и пожрать бы, честно говоря, не мешало…

…Варшава их встретил, накормил немудреной снедью, водку, правда, плеснул лишь в свой стакан. А потом вор долго и внимательно слушал, как друзья наперебой рассказывали о событиях двух последних дней. Когда они выдохлись и замолчал и, поведав о предстоящей встрече с Усенковым, Варшава посопел-посопел, затем крякнул и изрек:

— Да. Веселье дошло до точки. Вот что я вам скажу: главное для любого человека, для настоящего любого человека в лихую годину — это его, только его личное понимание — прав он или нет. Понимаете? Вот… Вот, опер, допустим, отпускает человека за деньги — тут, конечно, нечего рассуждать… А если случайно встреченную одноклассницу, да которую любил? А если невиновного, но на которого пальцем тычут и, неважно почему, — ошибаются? Он-то знает, что прав, и отсюда — молчать не будет, а будет убежденно доказывать… Правда придает силы, а сила вам не помешает… Вкуриваете, уголовный розыск? — вор рассмеялся невесело: — Вот уж точно, уголовный розыск, я бы сказал: уголовка… Так вы правы?

Друзья переглянулись, и Артур спросил, насупившись:

— Ты хотел сказать «мы»? Мы — все? И ты?

Вор нахмурился:

— Вот не люблю я этого! Откусывай за себя! Ты прав?

— Прав! — отрезал, не задумываясь Тульский.

— Прав! — кивнул и Артем после того, как бровь Варшавы дернулась в его сторону.

Вор удовлетворенно кивнул:

— Теперь я укреплю вас, как святой батюшка. Идти путем иным, нежели вами выбранным, можно. Только что будет, если вы во все двери постучитесь, и вам даже помогут? То-то. Дверь в лучшем случае откроется «на цепочку». Можно, можно и до прокурора республики дойти. Он примет. Серьезно выслушает. Потом напишет резолюцию: «немедленно разобраться» — и с ней бумага полетит вниз, то есть к Усенкову. Не так я что-то говорю? Помнится, Артур, ты пару месяцев назад изъял у некого Бахшиева двенадцать килограммов маковой соломки… Было дело? Расскажи вкратце…

— А причем тут?.. — недовольно завозился на диване Тульский, но Варшава оборвал его:

— А при том. Дверь без санкции сломал? Сломал. Незаконный обыск был? Был. Все вверх тормашками перевернул? Еще как! Бахшиев по печени огреб? Было, было… И? Бахшиев в камере. Сидит, родимый. А почему? А потому, что «солома» — его. И это — твоя правда. А по закону — Бахшиев был бы на свободе. А ты — под следствием. Разве Бахшиев не жаловался? Не голосил? В прокуратуру не писал? И что? Чего он добился? А почему? А потому что ты солому ему не подкидывал. Твоя правда взяла! Она — была! И это все поняли! А вот меня как-то раз взяли в Минске опера столичные и орут по-нахаловке: «А видели, как ты руку в карман терпиле засовывал!» И мне срок через покушение вешают… Я им: «Креста на вас нет… Хоть бы потрудились…» Так вот: следователь, невзирая на мою биографию, выпустил меня через трое суток. Потому что по-людски — не правы они были. А вор, не вор — не об том базар! Трудно не выбить дверь, трудно решиться ее выбить… Вы решились?

— Да, — сказал Артур и поймал прямой взгляд друга:

— Да.

Вор улыбнулся — будто солнце из-за тучи выглянуло:

— Ну, тогда не спрашивайте у жизни, что она вам дала. Пройдут, пацаны, годы — и где-нибудь красивая женщина в одной мужской рубашке будет, лежа на животе и задрав пятки к потолку, рассматривать фотографии. И спросит: «А это ты с кем?» А кто-то из вас — неважно, кто — улыбнется и начнет рассказывать, убирая ненужные слова, какая была история… Так вот: любить она будет за то, что вы сейчас даете жизни… И настроение будет замечательное. Это я вам говорю!

Варшава помолчал и, покивав еще каким-то своим невысказанным мыслям, перегнулся через край стола к комоду:

— Готовьтесь на нервы.

Вор открыл ящик комода и вынул оттуда тяжелый куль серой простыни. Сверток мягко лег на стол. Варшава вздохнул и пояснил, разворачивая материю:

— Если решили пойти до конца — так не с голыми же руками… Вот! Со складов НКВД! В масле! В дурных руках сии плетки не гуляли!

На столе весомо и красиво лежали два пистолета «ТТ». Старик прищурился:

— Ну, что «тэтэшки»? По вашим именам и волыны… Тебе, Артур, не с табельной же «макарониной» воевать, ежели что… Санкций-то, как я понимаю, нет, и в ближайшем будущем они не нарисуются…

Варшава взял один ствол, посмотрел на него и протянул Тульскому:

— На! Сорок первого года! Взяв со стола второй пистолет, вор, усмехнувшись, отдал его Артему:

— На! А тебе — сорок пятого! Как в кино, я специально не подбирал… Уверен, эта сталь видала многое…

Пока друзья, как дети, добрвавшиеся до игрушек, возбужденно крутили оружие в руках, Варшава смотрел на них со снисходительной добротой в глазах, но потом, вспомнив кое-что, снова нахмурился:

— Вот еще что… Появился, как заебись, Жора-Тура… Ты, Артем, видел его как-то…

Токарев вскинул голову:

— Не помню…