Круто! Как подсознательное стремление выделиться правит экономикой и формирует облик нашего мира - Стивен Кварц

Антрополог Кристофер Бём давно интересовался этими вопросами в отношении приматов и первобытных людей{179}. Его исследования очень важны для понимания того, как в первобытных племенах охотников и собирателей поддерживается эгалитарная структура. Бём считает, что люди по своей натуре деспотичны, а отнюдь не эгалитарны. Охотники и собиратели поддерживают эгалитаризм в своих группах с помощью того, что Бём описывает как обратную иерархию и механизмы выравнивания. Лица, занимающие в племени подчиненное положение, образуют союзы, цель которых – контроль альфа-самцов путем общественных санкций, применяемых к тем, кто стремится к власти. Бём называет эту стратегию «бунтом нижестоящих»{180}. Он отмечает, что для всех видов, склонных к деспотии, характерно острое неприятие подчиненного положения, что и приводит к бунтам против доминантных представителей группы. Таким образом, «нижестоящие» могут формировать союзы, чтобы объединить и упорядочить свои бунтарские стремления.

Нежелание подчиняться – изначальный источник бунтарского инстинкта, подвигающего противостоять доминантным иерархиям. Бём предполагает, что шимпанзе иногда объединяются против альфа-самцов именно благодаря этому бунтарскому стремлению, и замечает, что это, скорее всего, было свойственно и нашему общему предку{181}. Коалиционное поведение – древнейшая коллективная деятельность – у человека становится более сложным и в конечном итоге преднамеренным. По мнению Бёма, именно из него берет начало мораль, так как в человеческом обществе нравственные запреты служат основным методом контроля альфа-самцов, которые склонны к излишней конкуренции, доминированию и преследованиям более слабых. В результате часто возникают напряженные отношения между группой и индивидуумом, стремящимся к обретению статуса.

Неизвестно, какие отделы головного мозга связаны с бунтарским инстинктом, но мы предполагаем, что он имеет касательство к сильному эмоциональному отклику, который вызывается несправедливым отношением. Вспомните, к примеру, игру «Ультиматум», с которой вы познакомились в третьей главе (вы должны были решить, принять ли часть из двадцати долларов, имеющихся у партнера). Представьте, что партнер предлагает вам два доллара (а вы знаете, что ему дали двадцать). Вы согласитесь? Большинству людей такое предложение кажется оскорбительным, и они предпочитают отказаться. Многим ученым отказ от несправедливого предложения представляется экономической загадкой, так как принятие даже незначительной суммы повышает полезность – лучше хоть что-то, чем вообще ничего{182}. Одно из объяснений подобного поведения таково: это развившаяся в ходе эволюции реакция, которая бывает затратной, однако способствует сотрудничеству и помогает людям не превратиться в неудачников, которыми все так и норовят воспользоваться. Исходя из этого, такая реакция – продукт машины выживания. Ее можно считать социальным инстинктом, представляющим собой эмоциональный отклик на эволюционно значимую задачу. Именно поэтому люди отказываются от невыгодных предложений, не задумываясь. Заглянув в головной мозг тех, кому делали подобные предложения, ученые обнаружили, что островковая кора активизируется{183}. Чем выше активность, тем вероятнее отказ. Эта область головного мозга задействована в чувстве отвращения и часто активизируется в неприятных социальных ситуациях (вероятно, неслучайно мы часто пользуемся одними и теми же словами, выступая против несправедливости и описывая чувство глубокого отвращения). И наоборот, когда игроку говорят, что предложение ему делает компьютерная программа, случайным образом определяющая сумму, он с удовольствием принимает любое количество денег и не злится. Это означает, что людей возмущает не предложение как таковое, а недобрые намерения. Именно ощущение того, что кто-то стремится нажиться за ваш счет, вызывает злобу, недовольство и вражду – напитанные эмоциями типы поведения, управляемые машиной выживания. Они возникают несмотря на то, что не просто не приносят никакой выгоды, но и дорого нам обходятся.

Судя по имеющимся данным, дети особенно остро чувствуют несправедливость. С этим прекрасно знакомы родители, переживающие о том, как бы никого не обидеть при раздаче праздничных подарков. Некоторые высшие приматы также выказывают недовольство при несправедливом обхождении: они даже могут швырнуть куском пищи в человека, который до этого предложил другой обезьяне больший кусок{184}. Хотя мы называем это инстинктом, поведенческие склонности связаны и с социальным контекстом. Этот контекст порой сильно влияет на поведение, что позволяет нам гибко адаптироваться к изменениям среды. При наличии подлежащих защите ограниченных ресурсов врожденные деспотические склонности часто приводят к быстрому возникновению иерархического порядка. Бунтарский инстинкт может подавляться, если централизованное политическое управление представляется полезным. Социальные психологи рассматривают стремление к иерархии как ориентацию на общественное доминирование, то есть индивидуальные предпочтения групповой иерархии и неравенства. Они оценивают наличие у людей этой черты, предлагая им выразить свое согласие или несогласие с определенными утверждениями, например: «Некоторые группы людей больше достойны уважения, чем другие» или «Вероятно, это нормально, что одни группы людей занимают более высокое положение, а другие – более низкое»{185}.

Нейронные механизмы статуса одинаковы у человека и многих других социальных животных. Изменения статуса и статусная тревожность влияют практически на все системы человеческого тела, приводя к таким серьезным последствиям, как когнитивные нарушения, гипертония, повышенный уровень гормонов стресса и снижение фертильности{186}. В ответ на статусную угрозу мозг передает сигналы железам внутренней секреции (поджелудочной, щитовидной, гипофизу, надпочечникам, яичникам и семенникам), которые выделяют гормоны, отвечающие за рост, метаболизм, воспроизводство и реакции на стресс и травмы. Социальные статусные конфликты и результаты психологического стресса имеют далекоидущие последствия для здоровья человека. Социальный эпидемиолог Майкл Мармот, изучавший «синдром статуса» (как он его назвал), обнаружил следующее: чем ниже место человека в социальной иерархии, тем хуже его здоровье – и это с учетом факторов риска и различий в доступности медицинских услуг. По словам Мармота, различия в статусе лежат в основе хронического стресса, вызванного недостатком независимости и участия в жизни общества{187}.