Дорога соли - Джейн Джонсон

— Вот ты где. Я пришла за тобой, — прошептала ему Мариата. — Хотя сама не знаю, куда мы с тобой поедем.

Мул, конечно, ничего не ответил, но за спиной Мариаты шевельнулся ночной воздух, и послышался чей-то низкий голос:

— Хочешь, я отвезу тебя, куда пожелаешь?

Она обернулась и увидела Амастана. Его синяя одежда была будто соткана из ночи.

— Ты тоже желаешь, чтобы я ушла?

— Я? Нет.

— Несмотря на то что я обошлась с тобой так жестоко?

Амастан ничего не ответил, но ей показалось, что в глазах его мелькнул огонек, будто он улыбнулся. Ночные цикады стрекотали так, будто с ума посходили, издалека, со стороны реки, ветерок доносил дружное пение брачующихся лягушек.

— Где жестокость, там и доброта, где доброта, там и жестокость, — сказал он чуть позже. — Разве можно точно отделить одно от другого? Это две стороны одной монеты, которую подбросили в воздух.

Мариата нахмурилась.

— Ты, конечно, видел, что я сегодня не в своей тарелке. Даже с песнями все было плохо, так что не дразни, я не маленькая. — Она подняла с земли вьючные корзины, погрузила мулу на спину, разложила в них свои скудные пожитки, потом со вздохом повернулась к Амастану спиной. — Я сейчас уйду, поэтому буду говорить прямо. Я пришла сюда, чтобы помочь человеку, которого все считали безумным, убийцей, одержимым джинном или злыми духами. Скорее всего, во время очередного приступа помешательства он убил свою возлюбленную. Чтобы отыскать меня, твоя мать пересекла Тамесну, она была убеждена, что благодаря своей родословной я смогу помочь тебе. Но скоро выяснилось, что во мне нет магической силы, у меня ничего не получалось. От злых духов освободила тебя не я, а Тана, и сделала она это не ради тебя, а ради меня. Потому что, пойми… Ой, как это трудно!.. — Она провела ладонью по лицу и быстро продолжила, перейдя почти на шепот: — Потому что, пойми, ей не тебя было жалко, а меня.

Девушка оглянулась и бросила на него испуганный взгляд. Как он к этому отнесется? Но Амастан, похоже, ничего не понял.

— Потом ты рассказал мне, что на самом деле случилось с… Мантой, раскрыл передо мной душу. Вместо того чтобы посочувствовать тебе, человеку, видевшему весь этот ужас, я убежала, как ребенок, испугавшийся страшной сказки про чудовищ! Ты так долго хранил в душе эти ужасные воспоминания, потом открылся мне, а я… взяла и убежала. Мне очень стыдно за себя. Может быть, я еще не совсем взрослая, как думала до сих пор, но даже если это так, ты не должен дразнить меня, как ребенка.

— Поверь, я совсем не считаю тебя ребенком, — серьезно сказал Амастан. — Честное слово, я волнуюсь, когда думаю о тебе.

— Волнуешься?

— В моем помрачении я чувствовал себя в безопасности, спрятался от всего мира. Никто не мог тронуть меня, мои демоны были мне щитом. Потом пришла ты и пробила этот щит сиянием своих глаз и звучными стихами. Может быть, Тана и изгнала из меня моих демонов, но именно ты проломила брешь, через которую они бежали. Твоя красота пронзила все мое существо, и твое молчание было для меня ужасной пыткой. Когда ты не захотела говорить со мной, даже глядеть на меня, мне показалось, что я снова поглощен черной ночью. У меня больше не осталось надежды. Когда мужчины отправились на охоту, я поехал с ними, чтобы быть подальше от тебя, от племени, от всего. Потом я бросил охотников и пошел пешком один. Я ушел далеко, без еды, без воды, хотел, чтобы ко мне поскорее пришла смерть. Я сидел там один, ждал ее и вдруг увидел, что весь мир продолжает идти своим путем, словно меня в нем нет, будто я какая-нибудь сухая веточка на песке или мертвый камень. Вокруг меня бегали скальные белки, они собирали и прятали орехи, помечали свои тайники. Им казалось, что я нечто неодушевленное, просто препятствие, которое приходится обегать. Ящерица скользнула у меня под ногами, так быстро перебирая лапками, что они едва касались горячей земли. Она не успела скрыться, как из камней высунулась голова гадюки, и ящерица уже торчала меж ее челюстей. Когда опустилась ночь, я лег на спину и стал смотреть на звезды, на Орион, который своим посохом из трех звезд пасет остальные, рассыпавшиеся по всему небу. Мне казалось, что я велик, как небо, и мал, как одна из этих крошечных светящихся точек. Я понял, что, скорее всего, ничего не смог бы сделать, чтобы спасти Манту. Не существует таких заклинаний, которые предотвратили бы ее смерть. Вселенная слишком велика, один человек не в силах познать ее. Может быть, на свете нет никаких духов, ни злых ни добрых, да и магии тоже. Проклятия не имеют никакой силы. Всего этого люди боятся лишь потому, что не могут принять горькой правды. Человека постоянно поджидают опасности и смерть, и не в наших силах предотвратить их. Я думал о том, что жизнь коротка, трудна и ужасна, но звезды, эти крохотные огоньки над нами, окруженные кромешной тьмой, вечны. Возможно, когда все для нас будет кончено, мы тоже уйдем туда, к ним. Ты веришь в это, Мариата? Когда мы умираем, не становимся ли звездами, маленькими блестящими точками в черной и холодной бесконечности? Или же наше тело просто закапывают в землю, оно сгнивает и от нас не остается следа?

Мариата печально смотрела на него, не зная, что и сказать. На мгновение девушке показалось, будто душа его раскрывается перед ней и он хочет говорить о делах сердечных, которые всегда понимают и способны обсуждать между собой мужчина и женщина. Но потом он ступил на зыбкую и опасную почву. Мариата с детства была приучена верить в существование духов — джиннов во всех их различных видах. Говорить так не стоит, иначе можно накликать их в огромном количестве. Ведь добрый джинн в это ночное время ни за что не явится, зато Кель-Асуф всегда тут как тут. С ним его воинство, живущее в пустыне, все, кто совращает души людей, заставляет забыть семью, костры родного племени. Человек дичает, как шакал, питающийся падалью пустыни. Это африты и демоны, духи ночи, упыри, мстительные души несчастных и проклятых, которые скитаются в местах, где их настигла безвременная смерть, одержимые страстным желанием причинять боль другим, чтобы облегчить собственную, карины, то есть личные демоны, всегда готовые нашептать нечистые желания здоровой душе и сбить ее с пути истинного.

А все эти разговоры про звезды и смерть. Откуда это у него? Бабушка рассказывала Мариате об устройстве Вселенной. В ее повествованиях и стихах все было так, как ей, в свою очередь, рассказывала ее бабушка, а к той эти сведения дошли от прежних поколений. Девушка знала, что души мертвых, которые не обрели покоя, остаются с нами. Покойника надо немедленно предать земле, целым и невредимым, чтоб он лежал лицом к востоку. На могилу сверху принято класть семь плоских камней, чтобы душа оставалась на своем месте, там, где ей положено быть, а еще ветки колючего растения, чтобы животные не растерзали труп. Тело почившего, разумеется, разложится и сгниет. Все в мире умирает и уходит в землю: козы и собаки, верблюды и дети. Этого факта отрицать невозможно, но вот душа — это совсем другое дело. Сторонники новой религии толкуют о каких-то небесах, куда улетают души избранных, но такие люди, как ее бабушка или Рахма, отрицают истины ислама и смотрят на мир куда более мрачно и просто. Но ни те ни другие не говорят, что звезды — это души умерших. Дикая мысль о том, что они висят у нее над головой в бесконечном небе, переворачивала все представления Мариаты о мире, ей тяжело было это допустить. Сама такая возможность возмущала ее разум.