Роза в пустыне - Елена Левашова

— Да, шеф.

— Ты хорошо знаешь дом матери? Кладовки, подвалы, тайники?

— Я хирург, Яков Андреевич. Если я в состоянии запомнить расположение сосудов и нервов в человеческом теле, то…

— Понял, Ди. Не задерживайся в гостях у матери. Мне нужна аудиозапись разговора, который произойдет между Виолой и Георгием после твоего ухода. Попрощайся, хлопни дверью и незаметно вернись. Спрячься там, где тебя не будет видно.

— Почему нельзя приехать к ним с ордером на обыск, Яков Андреевич?

— Я не хочу тебя мучить, Ди! Неужели, непонятно? — взрывается Бессмертный. — Они удалили улики, вымыли дом, выбросили чертовы ботинки… А тянуть признание можно годами. Твоя мама промолчала семь лет назад, промолчит и сейчас.

— А если они меня вычислят?

— Я сейчас предупрежу Горбунова, он подстрахует тебя. Выедет с кем-нибудь из ребят. Неофициально.

— Понятное дело, — бурчу я. — Въезжаю в поселок. Пока мы тут с вами болтали, я доехала до дома предполагаемых преступников.

Прощаюсь с Бессмертным и паркуюсь перед воротами. На палисаднике перед домом красуются дубки и кустарники туи, на дорожке перед деревянной лавочкой валяются лопата и бечёвка для подвязывания. Ничего подозрительного и непривычного. Только сердце тревожно щемит в груди, сжимаясь до размеров маленького, болезненного комка.

Диана 

— Не стой на пороге, Диша, заходи скорее. — Мурлычет маман, на ходу поправляя ярко-красный тюрбан. Виола изящно взмахивает рукой и элегантно, как по подиуму, шествует в направлении гостиной. — Угощайся, дочка. Жорж приготовил салат с креветками и руколой.

— Привет, дочурка. — Язвительно улыбается Жорик, снимая смешной клетчатый фартук. — Давно тебя не было. Садись давай за стол.

— Привет… всем. — Рассеянно бормочу, тупо уставившись на маму и Жорика. Вроде бы все, как обычно: утонченно-модная Виола и пускающий восхищенные пузыри «Жоржик», но мое чутье не обманешь — что-то не то…

— Мам, давай ближе к делу — вы же меня не салат есть позвали? — хмурюсь, снимая куртку и бросая ее на подлокотник дивана.

— Дианочка, ну что за глупости? Ты из мамы прямо монстра сделала! — Виола всплескивает руками и остервенело раскладывает салат по тарелкам. — Жорж, принеси из кухни белое вино.

— Я за рулем, мам. Не суетись. Давайте поедим?

Жорик протяжно выдыхает и откидывается на спинку стула. Мы молча едим и улыбаемся друг другу, но в воздухе повисает тяжелое, как липкая сахарная вата, напряжение. Листья салата во рту Жорика оглушительно хрустят.

— Сейчас папа приедет. — Отложив вилку, произносит мама.

— Я так и знала, что это все неспроста. Говори, что вам нужно?

— Ничего, детка. Папа в недоумении… — манерно вздыхает Виола. — Он же не виноват ни в чем. — К вздоху добавляется скупое всхлипывание.

— Ну сколько можно, а? — взрываюсь и со звоном отбрасываю вилку. — Что вы хотите услышать?

Из прихожей раздаются шаги и шуршание: а вот и папуля пожаловал. Слегка прокашлявшись, он стягивает куртку и проходит в гостиную. Сухо здоровается, не удостоив Жорика рукопожатием.

— Что за шум, а драки нет?

— Папа, тебе есть что сказать? — свожу брови к переносице и складываю на груди руки. — Учти, что Бессмертный…

— Заладила со своим Бессмертным. Я же сказал, что ничего не знаю. — Папа опускает руки в карманы брюк и отходит к окну, из которого открывается вид на подъездную аллею к дому. — Что за черт! Диана, это ты их вызвала? Мерзавка. Ты… Ты… — Вмиг утратив напыщенность, цедит папа.

Под окнами слышатся шаги и звуки закрываемых дверей, скрежет калитки, щелчки оружейных затворов… Господи, неужели все так серьезно? На пороге вырастают три знакомые мужские фигуры: Влад Горбунов, Яков Бессмертный и Блинов. На улице замечаю фигуры спецназовцев в черных камуфляжах.

— Извини, Диана, что не предупредил. — Произносит Бессмертный. — Работай, Влад. — Он переводит взгляд на Горбунова. Все время забываю, что ответственным за операцию назначили стажера.

— Вольский Георгий Валерьевич, вы арестованы по обвинению в покушении на убийство Волобуевой Ксении Филлиповны и умышленном уничтожении чужого имущества, статьи 105, 167, 30 УК РФ. — Бодро грохочет Влад, зачитывая протокол.

— Что вы себе позволяете? — маман стряхивает оцепенение. — Убирайтесь из моего дома! Покушались на меня, а не на Ксюшу! Олухи! Вместо того чтобы работать, вы обвиняете человека… — ломает руки и надевает на лицо скорбную мину.

— Я не виноват. С чего вы взяли? Она же умирает… Ксения… Она же не могла сказать… Вы же сами позвонили? — мямлит Жорик.

— Заткнись, олух! — театрально вздыхает маман.

Ах, вот в чем дело? Родители позвали меня, чтобы выяснить состояние Ксении? Выходит, Бессмертный и меня обвел вокруг пальца? Скрыл подробности дела и использовал, как живца?

— Ксения Филипповна утром пришла в себя и любезно согласилась помочь следствию. Она подслушала ваш разговор с Виолой Вадимовной, в котором вы договаривались об уничтожении документов нотариуса Волгина. Ваши отпечатки пальцев обнаружены на банке с крысиным ядом, которую вы неосмотрительно оставили в подвале.

— Как оставил?! Идиот, тебе ничего нельзя поручить! — орет маман, а мне хочется сгореть от стыда. Как они посмели? Неужели, это все только из-за завещания отца? Нет, слишком мелкая причина, и Бессмертному это известно. Ксения услышала что-то еще… Яков молчит — бережет козырь, желая спровоцировать моего папу. И его хитрый взгляд, украдкой брошенный, убеждает в моей правоте. Игра неслучайна, роли расписаны, а моя — молча наблюдать и изображать изумление.

— Вы хотите дать признательные показания? — Горбунов деловито протягивает побледневшему Жорику бумаги.

— Я ничего не делал. — Блеет Георгий, поглядывая на Виолу.

— Надевай наручники, и везите его в СИЗО. — Равнодушно бросает Яков. — Не хочет говорить, не надо. Повесьте на него еще что-нибудь. Блинов, у тебя сколько висяков? И, кстати, хорошо, что вы заглянули. — С тем же непробиваемым лицом обращается к папе.

— Позвольте, я никакого отношения к Ксении не имею… — Испуганно протягивает папа. — И к этому дому тоже.

— Руслан Александрович, именно так… Никакого отношения. Однажды ваше равнодушие сыграло с вами дурную шутку. И ваша алчность… — добавляет Яков.

— Виола, Виолочка… — скулит Жорик, вытягивая вперед закованные в наручниках руки. — Ты поможешь мне?

— Виола Вадимовна не сможет вам помочь, — Яков произносит следующую по выверенному плану реплику. — Она пойдет под суд, как организатор. Господа, вам есть, что сказать или так и будете молчать, усугубляя свое положение?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Тюрбан с головы мамы сползает набок, тушь растворяется в искренних (бесспорно!) слезах. С ее лица словно стирают маску, открывая взгляду неприметную правду. Виола хватает воздух ртом, заламывает руки и с сожалением смотрит на меня. Кажется, того и гляди, ее хватит удар.