Платье цвета полуночи - Терри Пратчетт

— Но у тебя же есть родители, Амбер. Они наверняка по тебе очень соскучились.

Девушка глянула на неё так презрительно, что Тиффани непроизвольно поморщилась, словно от боли.

— Ах-ха, старый угрязок по мне соскучавкался, точнякс, небось уж и люлей припас!

— А давай сходим к тебе домой вместе и попробуем помочь ему исправиться? — предложила Тиффани, сама себя презирая. Но перед её мысленным взором всё маячили толстые пальцы в ожогах от того жутковатого крапивного букетика — и образ этот упорно не таял.

Амбер расхохоталась в голос.

— Звиняй, хозяйка, но кельда грит, у тебя вроде с мозговьями всё типсы топсы.

«Что там говорила когда-то матушка Ветровоск? “Зло — это когда ты начинаешь смотреть на людей как на вещи”. Прямо сейчас так и выйдет, если ты станешь думать: есть такая вещь, как отец, и такая вещь, как мать, и такая вещь, как дочь, и такая вещь, как дом, и скажешь себе, что если это всё сложить вместе, то получится такая вещь, как счастливая семья».

А вслух Тиффани сказала:

— Амбер, я хочу, чтобы ты сходила со мной к барону и он убедился, что с тобой всё в порядке. После этого ты поступишь так, как сама захочешь. Я тебе обещаю.

По башмаку Тиффани тихонько постучали; она посмотрела вниз и увидела озабоченное лицо кельды.

— Могу я перемолвиться с тобой мал-мал словечком? — попросила Джинни. Амбер сидела рядом с кельдой на корточках, не желая выпускать её руку.

Джинни заговорила снова, если только это была речь, а не песня. Но как такое можно пропеть, чтобы мелодия застыла в воздухе, а каждая новая нота обвивалась вокруг неё? Что за песня вдруг покажется живым звуком и сама собою пропоётся тебе в ответ?

И тут песнь смолкла, оставив по себе лишь пустоту и ощущение утраты.

— Это песня кельды, — объяснила Джинни. — Амбер слышала, как я её пою малышам. Это часть утешаний, и, Тиффани, она её понимает! Она сама всё поняла, я ей ни мал-мала не подмогнула! Я знаю, что Жаб тебе уже рассказал. Но знашь, что я тебе сейчас сказану? Она распознаёт смысл и постигает его. Насколько это вообще возможно для человека, она — почти кельда. Она — сокровище, каким не разбрасываются!

Кельда, чья речь всегда звучала спокойно и мягко, произнесла последние слова с непривычной для неё силой. И Тиффани восприняла их как должно: как важные сведения и, при всей их безобидности, как своего рода угрозу.

Даже дорога вниз по склону холма всем далась непросто: договориться между собой удалось далеко не сразу. Сначала Тиффани, держа Амбер за руку, прошла мимо ожидающих стражников и зашагала дальше, к вящему замешательству сержанта. Ведь если уж вас послали привести кого-то, то вы будете выглядеть довольно глупо, когда они возьмут и приведут себя вроде как сами. Но, с другой стороны, если Тиффани с Амбер пойдут позади стражников, то получится, что погонщики здесь — они; в конце концов, это край овцеводов, и все знают, что овцы трусят впереди, а пастухи идут сзади.

Наконец сошлись на чрезвычайно неудобном способе перемещения: все продвигались вперёд, то и дело разворачиваясь, возвращаясь и перетаптываясь, точно в деревенской кадрили. Амбер заливисто хихикала; Тиффани чего только не делала, чтобы её успокоить.

Было и впрямь смешно. Ах, если бы смешная часть этой истории продлилась подольше!

— Послушай, мне велели только девочку привести, — в отчаянии воззвал сержант уже в замковых воротах. — Тебе идти не обязательно. — В словах его звучало невысказанное: «Пожалуйста, ну пожалуйста, не врывайся ты в замок, не позорь меня перед новым начальством». Но мольба эта осталась без ответа.

В замке, как говаривали прежде, дым стоял коромыслом, то есть все были ужасно заняты: взмыленные люди, сталкиваясь друг с дружкой во всеобщей неразберихе, мельтешили туда-сюда во всех направлениях, кроме как вертикально вверх. Ожидались похороны, а потом свадьба; два таких грандиозных события, причём одно за другим, грозили исчерпать ресурсы замка до дна, тем более что гости, приехавшие издалека на первое мероприятие, скорее всего, останутся и на второе, экономя своё время, но задавая дополнительную работу всем вокруг. Тиффани порадовалась отсутствию госпожи Лоск: вот уж пренеприятная особа, и в придачу рук пачкать не любит.

А потом ещё вечная проблема рассадки гостей. Ведь это в большинстве своём аристократы, так что чрезвычайно важно никого из них не усадить ненароком рядом с тем, чей дальний родственник убил кого-то из предков первого гостя когда-нибудь в далёком прошлом. Прошлое — понятие растяжимое, а учитывая, что любые предки традиционно пытались перебить чужих предков из-за земли, денег или развлечения ради, требовалась очень сложная, детально продуманная схема, чтобы избежать очередной резни ещё до того, как гости доедят суп.

Ни на Тиффани, ни на Амбер, ни на стражников слуги особого внимания не обращали. Но в какой-то миг девушке померещилось, будто кто-то осенил себя одним из тех неприметных знаков, которые люди используют, полагая, что нуждаются в защите от зла, — и это здесь, в её уделе! И, кажется, внимания на них не обращали довольно-таки прицельно, словно смотреть на Тиффани вредно для здоровья. Когда Тиффани с Амбер ввели в кабинет барона, тот тоже решил проигнорировать гостей. Роланд сосредоточенно склонился над бумажным листом, расстеленным по всему столу, сжимая в руке ворох цветных карандашей.

Сержант кашлянул, но даже предсмертный хрип не заставил бы барона отвлечься. И тогда Тиффани громко рявкнула: «Роланд!» Тот стремительно обернулся, побагровев от смущения, а в придачу ещё и от ярости.

— Я бы предпочёл обращение «милорд», госпожа Болен, — резко заявил он.

— А я бы предпочла обращение «Тиффани», Роланд, — невозмутимо отозвалась Тиффани, зная, как злит его такое спокойствие.

Карандаши со стуком запрыгали по столу.

— Прошлое в прошлом, госпожа Болен, мы оба изменились. И нам обоим не стоит об этом забывать, тебе так не кажется?

— Прошлое было только вчера, — выпалила Тиффани, — и тебе не стоит забывать о том времени, когда я звала тебя Рональд, а ты меня — Тиффани, тебе так не кажется? — Она потянулась к шее и сняла подвеску с серебряной лошадкой — давний Роландов подарок. Казалось, с тех пор прошла сотня лет, но подвеска так много для неё значила! Из-за этой лошадки Тиффани даже с матушкой Ветровоск поругалась! А теперь девушка держала её в руках, точно обвинение предъявляла. — О прошлом нужно помнить. Если ты не знаешь своих истоков, ты не знаешь, где ты и кто ты, а если не знаешь, где ты и кто ты, то не знаешь и куда ты идёшь.

Сержант переводил взгляд с Роланда на Тиффани и обратно. Инстинкт выживания, который развивается у каждого солдата к тому времени, как он дослужится до сержанта, подсказывал: неплохо бы покинуть кабинет ещё до того, как в воздухе замелькают тяжёлые предметы.

— Я, пожалуй, пойду займусь… эгм… разными неотложными занятиями, если не возражаете? — пробормотал сержант, открывая и закрывая дверь так быстро, что захлопнулась она уже на последнем слоге.