У чёрта на куличках - Владислав Хохлов

глины. Однако, было удивительно, как за многие годы что-то так хорошо сохранилось и не высохло под палящим солнцем. Подобное углубление могло легко сделать любое животное. Животные ведь любят подобные вещи…

Через пару минут Серёжа пошёл дальше. Уверенность в том, что он как-то пересечётся с Борькой всё уменьшалась и уменьшалась. Парнишка пропал, или даже забил на своего городского друга. Возможно, он испугался обиды приятеля, особенно после того, что было на болоте, и решил залечь на дно.

Когда даже желание увидеться с другом, и, быть может, попрощаться, исчезло, юноша обратил внимание на свинарник. Удивительно, но здание было выше всех остальных, даже выше достаточно большой избы бабушки Жданы. Почти три высоких этажа и крытая крыша. Подобное строение могло бы пригодиться настоящей деревне, что в разы больше Неясыти, а не тому жалкому пару десятку изб, у которых даже не видно хоть какого-нибудь намёка на огород. Юноша подошёл к двери и подумал войти внутрь.

Он не сделал и шага за порог.

Запах, что он ожидал встретить на входе, оказался в разы хуже представленного. Эта вонь, зловоние, отец смерди, обжигал лёгкие и грозился вырвать эти маленькие мешочки через нос. Пахло нечистотами, застоявшимися и новыми, словно все стены и целые этажи были утоплены фекалиями; что-то горькое и кислое, щекотавшее нос, и такая грубая тяжесть, что с каждым вздохом хотелось зайтись в кашле. Складывалось впечатление, что запах можно рукой поймать. Желание исследовать свинарник утонуло в запахе пота, испражнений, гнилых овощей и чего-то ещё, что только богу известно.

Даже если внутри действительно могло быть тело Владика, во что Серёжа уже не верил, он бы ни за что не стал проверять это лично. Чтобы осмотреть внутренности свинарника, будет мало вызвать бригаду людей в костюмах химической защиты, нужно будет до основания снести здание, сжечь останки, продезинфицировать и дать проветриться.

Серёжа сделал пару шагов назад. Чистый воздух обхватил его, и юноша облегчённо вдохнул. Коктейль в лёгких впитался в ткань, свежесть показалась не такой приятной, и парня вырвало прямо на землю. Даже эта жгущая рецепторы кислятина и послевкусие были в разы лучше свинарника.

«Теперь эта вонь будет мне сниться!..».

Но это был не конец. Стоило выпрямиться, как голову пронзила резкая боль. Он решил вернуться домой.

3 декабря 1988 года, поздний день

Когда это случилось, Серёжа лежал на печи и наслаждался тишиной и спокойствием. В избе было пусто, и, вероятно, Мария с Верой находились рядом с Григорием.

– Братик, там мама дерётся! – раздался крик девочки, когда она забежала внутрь. Эти слова взбодрили его не так сильно, как ворвавшийся холод.

– Что прости?.. – неряшливо пробубнил он, смахивая накатывающуюся сонливость.

– Мама дерётся! – повторила девочка, на лице которой застыл шок и удивление.

«Она сама-то верит в эти слова?» – Марию было крайне тяжело вывести из себя, и тем более спровоцировать на драку. Это не та женщина, которая будет защищать интересы с поднятыми кулаками.

– В смысле дерётся?

– В смысле дерётся! Пошли!

Парень спрыгнул с печи, оделся и пошёл за сестрой. Девочка почти бежала, но останавливалась, чтоб дождаться брата. Она всё подгоняла и подгоняла медлившего юношу.

Вскоре они вышли к избе бабушки Жданы. Серёжа ни капли не был удивлён, что именно рядом с этим местом и происходит бо́льшая часть неприятностей со всем семейством Беговых. Отец и мать стояли у входа. Григорий не давал жене войти внутрь, а она из-за чего-то кричала на него. Её муж явно не был удивлён или пристыжен – на его лице такое же добродушное спокойствие и беззаботность, что этим утром.

– Вон они!.. – указала пальцем девочка. Вера остановилась, поскольку боялась подойти поближе. Мамин гнев она видела впервые, как и сам Серёжа. Аналогичный страх одолевал и его, но нужно было что-то предпринять.

Юноша подошёл поближе. Он уже начал разбирать, что говорили его родители – без этого он попусту не смог бы вмешаться.

– Ответь наконец-то на мой вопрос!

– Успокойся, Маша, это всего лишь недоразумение.

– Это шлюха, а не недоразумение!

– Не говори так о ней, ты же её не знаешь…

Лицо Марии пылало, а Григорий походил на человека под успокоительными. Очень легко было подцепить бурлящее настроение матери, и её сын чуть ли не сходу не встал на её сторону.

– Что здесь происходит? – спросил он, больше задавая вопрос именно отцу, а не маме. – Вы напугали Веру.

– Представь себе, Серёжа, мы с Верой сидим в доме, готовим обед для себя и папы, и вдруг к нам вваливается какая-то дрянь и спрашивает: «Ой, а где Гришенька, он разве не здесь?» Какой к черте Гришенька?! – последнее уже было адресовано мужу. – Кто эта сука? Отвечай!

– Да я её даже не знаю, – продолжал Григорий. В его лице профессионального обманщика тяжело было увидеть хоть намёк на ложь. Возможно, он говорил правду, или сам верил в неё.

– Перед богом клянусь, Гриша, если ты не откроешь дверь, я сама ворвусь в дом и вытащу эту дрянь наружу!

– Мама, успокойся, если она внутри, то никуда не денется, и рано или поздно выйдет. – Серёжа постарался успокоить мать, осторожно взяв её за плечо.

– Не трогай меня! – рявкнула женщина в ответ на прикосновения.

– Серёж, позаботься о маме. А то она перенервничает и ей станет плохо. – Хоть Григорий и выглядел в данный момент заботливым семьянином, но картина не походило на то, что он отрицает обвинения. Неужели он завёл себе любовницу? Здесь?! Может она была и раньше, но узнала где он и самолично приехала в Неясыть?..

– Почему ты сам об этом не заботишься, а, «папа»?

Последнее слово было украшено жирным тоном недовольства. Серёжа даже вспомнил одну ссору, как его отец сказал, цитата: «Не может от меня родиться такой тупоголовый и самовольный говнюк». Укол явно был в обе стороны.

Даже это не вывело на лице Григория и тени раздражения. Возможно, Мария и старалась разозлить мужа, чтобы он поддался эмоциям и уступил, однако, сейчас обстоятельства были не подходящие.

– Серёжа, неси лопату, – сказала Мария. Похоже, она решила, что словами делу не поможешь.

– Лопату?!

– Неси, кому говорю!

– Я не пойду ни за какой лопатой! – Что бы ни думал парень, но это уже переходило все границы.

– Как ты