Яблоко Монте-Кристо - Дарья Донцова

– В самую точку! – подняла указательныйпалец правой руки Сима. – О том и речь. Естественно, она переживала,звонила, плакала. А я боялась, что Зоя вычислит, подслушает, вот и запретилаЛаре общаться с нами. Ну а потом, когда Зиночку разбил второй удар, рассудилатак: моей сестры больше нет, как личность она умерла. Осталось лишь тело,ждущее физической смерти, бренная оболочка, отдаленно похожая на Зиночку. Нуузнает Ларочка правду, и что? Она начнет дергаться, плакать, в конце концовпризнается Стиву в обмане, расскажет о своей подлинной биографии… Неизвестно,как муж отреагирует на известие о том, что у него есть в России немощная теща,которой необходимо помогать, да еще на жене клеймо «убийца».

– Но Лариса никого не убивала!

Серафима грустно улыбнулась:

– «То ли он украл, то ли у него украли, нобыла там какая-то нехорошая история». Извините за цитату, только она отличнаяиллюстрация к нашему положению. Вот я и отправила Ларе письмо с сообщением осмерти Зины от инсульта. Собственно говоря, я предвосхитила события, не думалатолько, что Зина так заживется, а мне будет невмоготу, уж помогите, пожалуйста.Вам одному правду рассказала, очень уж деньги нужны.

– Я постараюсь, – пообещал я. –Скажите, вы с Зоей не пересекаетесь?

– Зоя только что умерла, – пробормоталаСима, – ее ненормальная родственница Соня все по двору бегала и всемсообщала: инсульт у Вяземской случился. Право, Зое больше повезло, чем Зине,сразу господь прибрал, без мук. Нет, мы не сталкивались, хотя до меня доходилииногда сведения о Зое. Вам, наверное, кажется странным, но никаких злых чувствк Вяземской я сейчас не испытываю, даже понимаю ее. Страшное испытание – иметьбольного ребенка, еще ужаснее пережить свое дитя. Я же не Люба, чтобы глупостиболтать. Вот уж странная особа!

– Вы о ком? – насторожился я.

Серафима Сергеевна осторожно поправила седыепряди, выбившиеся из пучка на затылке.

– Когда в одном дворе много лет живешь,волей-неволей становишься свидетелем чужих скандалов. Даже если не хочется, всеравно что-то узнаешь. У Зои есть родственница и ближайшая подруга Люба, матьСони. Ну очень болтливая женщина! Она тут тоже рядом живет, у метро дом стоит,такой приметный, с розовыми колоннами. Вот там у Работкиной квартира на первомэтаже, одно окно прямо около двери в булочную расположено. Крайне неудобно,люди по тротуару несутся, в подземку торопятся, все взгляд в квартиру бросают,приходится и день и ночь за плотно зашторенными занавесками жить. Да и страшно,легко внутрь влезть. Только Любе все нипочем, хорошая ли погода, плохая, онавсегда в окне торчала и мало-мальски знакомых выглядывала.

Я понимающе кивнул, теперь понятно, в когопошла болтливостью Соня.

Приметив знакомого человека, Люба зазывала егов гости:

– Эй! Спешишь? Заходи, чайку попьем!

Отвязаться от старшей Работкиной было почтиневозможно, она, словно клещ, вцеплялась в несчастную жертву и начинала вестидлинные беседы, вернее монологи. Любе был необходим не собеседник, а молчаливыйслушатель.

Серафима знала о вербальных способностяхРаботкиной и старалась не попадаться болтливой бабенке на глаза. Самоеинтересное, что после того, как погибла Вера, Люба не прекратила весело махатьрукой при виде Симы и восклицать:

– Давай кофейку глотнем!

Потом булочную закрыли, на ее месте возникобувной магазин, но Люба все равно висела в окне, выглядывая знакомых. Одинраз, увидав Симу, она закричала:

– Привет! Знаешь, Игорь женился!

– Хорошо, – осторожно ответила Сима.

– Отличная девочка!

– Рада за него, – дежурно вежливооткликнулась Сима.

– Зоя счастлива.

Сима молча пошла к метро.

– Просто здорово, что Вера ожила, – вдругзаявила Люба.

Бунич остановилась:

– Ты о чем?

Глаза Любы забегали в разные стороны.

– Вера-то! Она не умерла и…

Но договорить фразу Работкина не успела,звонкий голос за ее спиной сурово велел:

– Мама, закрой окно!

Люба мгновенно повиновалась, а Сима нырнула вметро, удивляясь тому, до какой глупости может договориться человек.

Верочку провожала в крематорий тьма народа,гроб был открыт, и присутствующие шепотом обсуждали страшный вид маленькойпокойницы. Никакие усилия гримера не сумели стереть с личика девочки выражениеужаса, а шея была замотана толстым шарфом. Но то, что в домовине лежала Вера,сомнению не подлежало.

Не успел я войти домой, как Нора сунула мнетелефонную трубку. Прикрыв ладошкой микрофон, она заговорщицки прошептала:

– Не завидую тебе.

Весьма удивленный непонятным поведениемхозяйки, я спокойно поднес трубку к уху и сказал:

– Слушаю вас.

– А-а-а, – закричала Николетта, –вот оно как!

– Добрый вечер, – попытался я наладитьконтакт с маменькой, но та отреагировала на мою вежливость весьма бурно:

– Ужасное завершение мерзкого дня!

– В Карловых Варах плохая погода? – ярешил не сдаваться.

– Понятия не имею!

– Посмотри вокруг, – мирно продолжиля, – что, у вас дождь идет?

– Я в Москве, – завизжалаНиколетта, – умираю, одной ногой в могиле…

Было мне от чего удивиться.

– Как? У тебя же путевка оплачена до…

– Не могу жить в сарае, – перебиламаменька, – на помойке, куда меня поместили по бедности! Питаниеотвратительное, обслуживающий персонал вьется вокруг всяких выскочек! Яизмучилась совершенно, испортила сердце, желудок, руки, ноги, голову, спину…

– Но каким же образом ты ухитрилась попасть вМоскву? – недоумевал я.

– Пешком пришла!

– Из Чехии???

– Вава! Ты идиот! Прилетела на самолете!Обменяла билет, чуть с ума не сошла, пока кретинские сотрудники нищего отелявыполнили мое разумное требование. Да, им пришлось оторваться от одной болеечем неприятной особы, явившейся на отдых с пятьюдесятью чемоданами! Эта плоховоспитанная выскочка по пятнадцать раз на дню меняла платья! Ее посадили вцентре зала! Сам хозяин обслуживал мерзавку, но ничего! Они все-таки вынужденыбыли обратить и на меня внимание. Я все им высказала, уезжая! Да!