Осколки серебра и льда - Лаура Кардеа

Мое спокойствие приводит ее в еще большее бешенство, настолько, что сейчас она, кажется, в состоянии убить меня взглядом.

– Вы монстр!

Что-то тупое упирается в мои ребра.

– Я делаю то, что должен, хотя мог бы убить их всех. Вы же этого ожидаете от такого монстра, как я, – произношу я с неожиданной для меня горечью.

Ее свирепый взгляд мечется между мной и сакрами, которые стоят в замешательстве, не решаясь вмешаться. И вдруг ее глаза загораются, когда она замечает, что я стараюсь не подходить к пленницам близко.

– Вы их боитесь.

– Некоторые из них в состоянии убить. – Я одергиваю плащ. – И каждая из них только и ждет подходящего момента.

– У них есть на это основания, – замечает она почти без эмоций.

Толчок за ребрами усиливается, и я хватаю принцессу за руку, чтобы притянуть ближе к себе.

– Если эти женщины будут свободно разгуливать по стране и объединяться с фейри, это ослабит власть моего народа. Я не допущу, чтобы это повт… – тут же поджимаю губы.

В ее глазах вспыхивает огонь:

– Если я соглашусь выйти за вас замуж, вы отпустите всех сакр.

Я тоскливо смеюсь.

– С какой это стати?

– Потому что благодаря мне вы получите бо́льшую власть, чем потеряете, отпустив сакр.

Молча смотрю на нее, так как она права.

– И куда они пойдут? – выдавливаю я. – Вы предлагаете, чтобы они бродили по всему зимнему королевству? Или отправились в мой замок? Там я не смогу гарантировать безопасность хотя бы одной человеческой девушке.

Она виновато сжимается.

– Неужели вы думаете, я не знаю о вашей маленькой стычке на кухне? Мои возможности держать других на безопасном расстоянии от вас ограниченны. Особенно если вы продолжите бродить по моим коридорам в одиночестве. – Если она думает, что я не почувствовал, как включилась защитная магия моей сокровищницы, то она и вполовину не такая хитрая, какой себя считает. – А на шестьдесят человек моих возможностей точно не хватит.

Ания подходит к другой человеческой девушке и кладет руку ей на плечо.

– Как бы мы его ни ненавидели, он прав. Этот храм, пожалуй, единственное безопасное для нас место.

Принцесса смотрит на нее дикими глазами.

– Но так нельзя, – шепчет она. – Вы не можете оставаться здесь взаперти, пока… – ее голос дрожит. Когда она поворачивается ко мне, в ее глазах уже нет гнева. Только боль. – Зачем вы каждый год требуете новую сакру, если в итоге ничего с ними не делаете?

Моя челюсть так болит от напряжения, что мне трудно открыть рот.

– Потому что я должен. Зимнее королевство требует девочку каждый год. Если я не выполню требование, лед во мне возьмет верх. Он поразит все мое тело, мой замок, мое королевство. Мой народ.

Она молчит, разглядывая свои пальцы. Нелегко признаваться в собственной слабости, но это было необходимо. Потому что теперь она лучше понимает меня.

Некоторые сакры пытаются заговорить с ней, хотя видят, что она почти не реагирует. И все равно расспрашивают, как там поживают их родители, тетушка, которая их воспитывала, брат – люди, которых принцесса просто не может знать. Наверное, они и сами понимают бессмысленность этих вопросов, но какая-то глубоко похороненная во мне часть понимает их.

– Нам пора, – мягко зову я принцессу, ибо нескончаемые вопросы тяжелым грузом ложатся на ее плечи.

На короткий момент мне кажется, что она сейчас откажется. Но принцесса расправляет плечи и хватает за руки сакру, стоящую ближе всего к ней.

– Я найду способ, – тихо обещает она.

Двадцать первое марта

Верис

С отъезда из храма я не говорю с принцем больше необходимого. Сидя в карете, я специально отворачиваюсь от него и с помощью ледяной магии заставляю снежинки парить в воздухе. Это утомляет. Но все же у меня получается все лучше и лучше. И это исключительно моя заслуга, ведь принц уже очень давно меня не тренировал. Он никак не комментирует мои достижения, только когда мы приближаемся к следующему городу, рассказывает разные факты. Вот Тарнис, прибрежный город, порт которого является узлом главного торгового маршрута. Затем долина Урдов, где сотни магов-ткачей перерабатывают шелк в тончайший шифон. Другие города, которые специализируются на ковке оружия, изготовлении медовухи и производстве других вещей. Все города на чем-то специализируются, торгуют друг с другом, создавая хрупкую сеть, основанную на магии, чтобы жизнь была возможна в этом суровом климате Ригоса.

Я ненавижу принца за то, что он делает с сакрами. Но понимаю, почему он должен это делать. И даже готова отдать ему должное, ведь он защищает их от ненависти фейри, а не только фейри от них. И он не избавляется от них, что мог бы уже давно и легко сделать.

Мы направляемся на юго-запад, в первый раз за долгое время опять движемся по направлению к замку. Большая часть пути позади, и я чувствую, как сильно устала. Уже даже перестала считать дни, но я знаю, что путешествие продлится еще около месяца. Впрочем, истощает меня не только поездка. Что-то еще вытягивает мои силы.

Мы едем по мосту через бурлящий ручей, когда принц впервые обращается ко мне, чтобы сказать что-то личное:

– Вы должны рассказать мне тайну.

Я молчу, потому что все еще не знаю, как мне с ним быть.

– Если наш договор не будет соблюден… – раздраженно начинает он, но осекается. – Вы наверняка уже чувствуете, что это влияет на ваше тело. Вам нужно выполнить свою часть соглашения, прежде чем станет хуже.

Глубоко вздохнув, я поворачиваюсь, и из-за того, что не смотрела на принца уже много дней, его лицо кажется мне совсем чужим.

– И что же вы хотите знать?

– Кто для вас самый важный человек?

Неван

Она удивленно смотрит на меня, и ее глаза немного проясняются. Может быть, потому, что она понимает: этот вопрос не причинит вреда ее народу.

– Моя горничная Изобелла.

– Женщина, которая рассказывала вам истории? – странно, что я это помню. Она упомянула о ней всего один раз. – И почему она так важна для вас?

– Я на ваш вопрос ответила. Тайна в обмен на тайну.

– Одно только имя – это не тайна.

Она упрямо смотрит вперед, пока я не вздыхаю:

– Пожалуйста, расскажите мне о ней.

Принцесса отвечает с явной неохотой:

– До того как стать моей горничной, она была моей кормилицей. Изобелла воспитывала меня, была рядом каждый день. Но она была для меня гораздо больше, чем кормилица.

– Похоже, что так, раз она вам дороже родной матери, – мой голос кажется мне странным, и я надеюсь, что это не слишком бросается в глаза.