Тайны мадам Дюбуа - Анастасия Логинова

* * *

И вот уже четверть часа я нервно выхаживала по гостиной, не в силах найти себе место и занятие – когда в дверь вдруг постучали. Разговор Жана с Кохами не мог кончиться так быстро, оттого я решила, что это Бланш вернулась.

Но нет.

На пороге стоял господин Вальц.

– Простите, что беспокою, кажется, уже поздновато для визитов. Я разыскиваю вашего супруга, мадам Дюбуа, – он сделал шаг в каюту и, обведя ее взглядом, наверняка понял, что Жана здесь нет. И все-таки договорил: – месье Дюбуа сообщил, что будет у вас, ежели мне понадобится.

Очень стараясь не бросить случайный взгляд на дверь каюты Кохов, я развела руками в искреннем изумлении:

– Его здесь нет, как видите. Должно быть, дела задержали.

– Странно… – хмыкнул Вальц и, хотя я его не приглашала, сделал еще пару шагов.

Дверь мне пришлось закрыть и предложить ему устроиться в кресле.

Вальц этого, однако, не сделал. Он прошелся по гостиной, будто еще надеясь найти здесь моего мужа, и куда пытливей уточнил:

– Вы и впрямь не знаете, где месье Дюбуа?

– Нет… зачем же мне лгать?!

Признаться ему, где мой муж на самом деле, и позволить немцам из-под носа увести таких свидетелей, как Кохи, я, конечно, не могла. Кохи наверняка знают, кто заказчик взрыва, – и выйти на них, чтобы раскрутить всю цепочку до конца, должны русские. Это даже не обсуждается!

В попытках избежать разговора, я даже сделала вид, что оскорбилась, но номер не прошел. Вальц окончательно потерял терпение:

– Я не знаю, зачем вам лгать, мадам Дюбуа, но отчего-то у меня зреет стойкое убеждение, будто вы водите меня за нос! Ваш муж наверняка рассказал, что я не простой моряк пассажирского парохода, меня направили на «Ундину», сочтя сей рейс неблагонадежным – и не прогадали, ибо вскоре стало известно, что здесь хотят перевезти бомбу, дабы взорвать русского царя. И тут на моем пути встречаетесь вы, месье и мадам Дюбуа! Не буду лукавить, я полагаю, вы не просто дипломаты! Вы выполняете более щекотливые поручения от Парижа, не так ли?!

– Право, я не понимаю, о чем вы говорите…

– Не понимаете? Что ж, когда мы вернемся в Берлин, вы и ваш супруг будете арестованы по подозрению в шпионаже. Так доходчивей?!

Я не нашлась, что ответить, только упрямо качала головой, не желая принимать обвинения.

Но Вальц и не слушал.

– Ваш муж еще не знает, что мною были отдельно допрошены помощники начальника полиции Шефера, – сообщил он в запале. – Те самые, что доставили вас на пароход! И эти трое поведали, что с месяц назад некая молодая француженка-брюнетка пыталась подкупить чиновника-паспортиста, чтобы заполучить фальшивые документы. Точнее, не пыталась – у нее это вполне получилось.

Вальц и прежде говорил, будто Шефер подозревал меня в подкупе должностного лица – это новостью не было. Однако услышав подробности о молодой француженке-брюнетке, я в самом деле почувствовала себя нехорошо…

– Чиновник, разумеется, еще получит свое, от него-то и вызнали имена француженки и мужчины, на чье имя она заполучила документы. К сожалению, Шефер не был до конца откровенен с подручными: эти трое лишь знали, что на имя мужчины был куплен билет на «Ундину», на этот самый рейс. Но он раскрыл им имя женщины – Лили Дюбуа!

Я упрямо качала головой:

– Это ложь. Провокация. У вас нет доказательств, господин обер-лейтенант!

– Действительно нет, – признал тот. – Но они будут, едва вернемся в Берлин. Там отыщутся записи Шефера, и, в крайнем случае, можно будет снова допросить чиновника. – Вальц вдруг усмехнулся. – Подручные Шефера утверждают, что в его вещах был портфель с документами, в которых, вероятно, имелось кое-что любопытное. Однако портфель пропал вместе с хозяином. И с ними же пропал именной револьвер Шефера. Вероятно, покоятся теперь на дне Балтики.

Я насторожилась. Тот, кто избавлялся от документов и тела, вполне мог захотеть оставить револьвер себе, а не бросить в волны. И это зацепка.

– Вас арестуют, Лили, – невесело продолжал Вальц. – Как минимум за подкуп должностного лица, и как максимум за шпионаж в пользу Франции. Все мы понимаем, для чего и для кого вы приобретали фальшивые документы. Только ваш муж в тени – а вы на виду.

– Что ж, если все так очевидно, то у вас и правда нет другого выхода, кроме как арестовать меня.

Вальц тяжко вздохнул.

– Мне не хочется вас арестовывать. Вы и так много вынесли, чтобы снова вас мучить. И ведь вашего мужа вы все равно не выдадите? Знаю, что не выдадите, можете не отвечать.

Вальц резко отвернулся, заложил руки за спину и снова прошелся, будто в этом был смысл.

А я и впрямь не знала, что сказать. Это было ужасно – то, что мне приходилось лгать в глаза человеку. Хорошему человеку, что бы там ни говорил о Вальце мой муж. Эгоистично пользоваться добрым его ко мне отношением – иначе не скажешь.

В этот миг я как никогда ясно осознала, что это не для меня – такие приключения. Не для меня – лгать каждый день и час, манипулировать другими и кем-то притворяться.

Даже если окажется, что муж мой прав относительно Вальца – лгать мне ему не хотелось.

– Мне нечего вам сказать, господин Вальц… – ответила, наконец, я. – Я не делала ничего, в чем меня обвиняете вы и господин Шефер.

По крайней мере, в последнем я была искренна как никогда. И все же видела, что Вальц мне не верит.

– У месье Дюбуа нет ни одного качества присущего дипломатам, – насмешливо произнес он. Его отправили в Берлин для иных задач, и вы прекрасно знаете, для каких.

– Желаете сказать, что мой муж некомпетентен? Так скажите это ему, а не мне…

И тут в дверь снова постучали, оборвав наш диалог на полуслове.

Правда, в этот раз утруждать себя ожиданием не стали: после короткого стука Жан сам отворил дверь.

– Легки на помине, месье Дюбуа! – не обрадовался ему обер-лейтенант. – Позвольте спросить, где вы пропадали?

Жан бросил короткий взгляд на Вальца, на меня, потом снова на Вальца. И не нашел ничего лучше, чем озвучить то, что я так старательно скрывала:

– Беседовал с господином и госпожой Кох. Они признались, что на пароходе плывет их старший сын, Клаус. И что он и есть Химик, которого мы разыскиваем.

Я смела лишь надеяться, что Жан знает, что делает…

* * *

Догадка моя относительно Кохов оказалась верна. Жан рассказал, что в возрасте восемнадцати лет Клаус, старший и подающий большие надежды сын состоятельного аптекаря, был отправлен учиться в Берлин. Как бывает, увы, нередко, связался с дурной компанией и начал жить на широкую ногу, совершенно не по средствам. Играть в карты; точнее – проигрывать.

Деньги, что присылали родители, разлетались мгновенно, и Клаус начал влезать в долги. А чтобы отыграться – в еще большие долги. Родителям он и тогда не решился открыться: предпочел бросить учебу (хоть и слыл одним из лучших на курсе), и устроиться стюардом на пароход. Клаус умел вести себя в обществе, знал французский и немного английский, потому довольно быстро его поставили прислуживать в первый класс. А после он попал на «Ундину».