Железный прапор - Андрей Негривода

– Это точно… – подал голос Монах. – И «наша» война закончится теперь только с нами…

– Жалко только, что ею и наши семьи живут – им-то это ни к чему… – проговорил задумчиво Слон.

– Да уж…

– Ну, так что там дальше-то было? – с истинно татарской горячностью спросил Джин.

– Да уж было, Маратик, было…

* * *

…Дорога к Лешему заняла у друзей, как и обещал Зяма, два часа.

Свернув в один прекрасный момент с дороги, они стали углубляться в таежную чащу, передвигаясь теперь уже медленно и осторожно. А уж когда перебрались на небольшом пароме через какую-то речушку, вот тогда-то и встретила их настоящая тайга.

– Вот это да-а! – восхищенно проговорил Игорь.

– Тайга, Медведь, тайга… Вот как через Уй перебрались, так и началась настоящая…

– Не понял! Какой фуй?

– Да не фуй, дурья твоя башка! – заулыбался Гриша. – А Уй – та речуха, на которой паром был. Ее можно было, конечно, и вброд перейти, да только зачем тогда Леший паром соорудил – его работа…

– Ну и названия тут у вас!

– А тут много таких – Туй есть, а та, на которой рыбку половим, Шиш называется. Это ж все Иртыша-батюшки притоки…

– Ну и ну!

Теперь тайга надвинулась, навалилась на машины друзей. Они медленно передвигались по зеленому тоннелю.

– А Леший-то наверняка нас уже засек… – пробормотал Зяма.

Игорь стал озираться, чем вызвал улыбку друга.

– Не старайся, Медведь, не увидишь ты его, если он сам того не захочет. Говорил же тебе – воюет Леший до сих пор. Уж столько лет… Да еще и местный лесник… Тут такой опыт в маскировке, что иногда даже кабарга его не чует, а это самая пугливая косуля на всю тайгу! Так что не старайся. Да и недолго уже, еще пара-тройка километров – и мы на месте…

«Да, сюда стоило приехать… – подумал Игорь. – Еще и не видел ничего, а наудивляться успел на три года вперед!..»

Тем временем «УАЗ» медленно выполз на огромную поляну и остановился.

– Ну вот! Это и есть лесничество Лешего, командир… – И Зяма замолчал, наблюдая с улыбкой за впечатлениями Медведя.

– Ничего себе-е! – Игорь смотрел во все глаза, а на ум невольно пришли всем известные пушкинские строки:

У Лукоморья дуб зеленый;

Златая цепь на дубе том…

Посредине поляны действительно величаво возвышался раскидистый вековой дуб. Да такой огромный был его ствол, что, наверное, и пятеро человек, взявшись за руки, не смогли бы его обхватить.

И днем и ночью кот ученый

Все ходит по цепи кругом…

Вместо кота… В тени листвы, мирно и даже лениво развалившись, лежала огромная взрослая рысь.

– Это Тимофей, – пояснил Зяма. – Леший его два года назад котенком еще в тайге подобрал.

Да только Медведю было не до пояснений друга – он продолжал вслух произносить стихи:

Пойдет направо – песнь заводит,

Налево – сказку говорит.

Там чудеса…

– Там Леший бродит,– поддержал Игоря Зяма и, дернув за рукав рубашки, ткнул куда-то пальцем.

Из леса появился человек, одетый в армейский маскировочный халат модели «Леший», каким пользовались на боевой работе снайпера всяческих спецназов: и армейских, и морпеховских, и кагэбэшных… У Медведя от удивления чуть глаза не вывалились, а человек, вскинув на плечо свой карабин с оптическим прицелом, направился в их сторону…

А Игорь все не мог остановиться:

Русалка на ветвях сидит…

– В доме она сидит, че ей на ветвях-то делать? – прокомментировал Гриша очередное «сказочное явление», появившееся на крыльце дома. – Это Маша, жена Лешего…

Красивая тридцатилетняя, или около того, женщина теребила в руках кончик своей толстенной, длиннющей, цвета спелой пшеницы косы…

Там на невидимых дорожках

Следы невиданных зверей;

Избушка там на курьих ножках

Стоит без окон, без дверей…

– Ну-у, про избушку это ты, брат, загнул! Избушку нашел!.. Да таких теремов на тыщи верст не сыщешь!

Это и правда был настоящий терем.

Огромный, сложенный из тщательно подобранных бревен, двухэтажный сруб со стрельчатой крышей строился своим хозяином на века. И с любовью и тщанием – это чувствовалось! Резные наличники и ставни на окнах, резное крыльцо, резные петушки на крыше. Не дом, а сказочный дворец, нарисованный кистью талантливого художника…

– Это не он загнул, темнота, а Пушкин Александр! А еще меня Лешим называешь, а сам-то – темнота! Стыдно за тебя, брательник! – От этого голоса с хрипотцой вкупе с пронзительным взглядом колючих глаз невольно бегали мурашки на загривке любого незнакомца. Не стал исключением и Игорь. – Ну, знакомь! Кого это ты ко мне притащил? …Там русский дух… там Русью пахнет… – закончил наконец Игорь…

– Это мой взводный за Речкой – прапорщик Барзов. Или Медведь…

– Так ты наш, сибиряк? – Леший протянул Игорю свою сухую узловатую ладонь.

– Нет. Я коренной одессит…

Сила этого рукопожатия напомнила Игорю другое, не менее мощное, когда он впервые познакомился с Бахом…

– Значит, море видел?

– Я на нем родился и вырос…

– И мне довелось. Океан… А эти вот, – Леший кивнул головой в сторону улыбавшихся лейтенантов, – никак понять не могут, что бывает столько воды, что и края не видать…

Он еще раз взглянул в лицо Игоря и произнес:

– Святозаром меня кличут, хотя все чаще Лешим…

– Игорь…

– Вот и познакомились…

И, развернувшись спиной к Медведю, пошел к терему, бросив через плечо:

– Ну, че стали пнями? Пошли в дом, что ли? Оболтусы… – Леший ворчал, вызывая еще большие улыбки. – Марьюшка! Да и ты не стой – мечи на стол че в доме есть!.. Вишь, брательник со товарищи в гости пожаловал в кои-то веки…

– Медовуху каку ставить-то?

– Да ты не беспокойся за то – у нас с собой, – встрепенулся Шишка. – Мово дядьки творение…

– Ты… Неси, Марья, неси… Да не этого цвету, а прошлогоднего… – Святозар посмотрел вслед удалившейся к погребу женщине и обернулся к Павлу: – Ты, дорогой мой лейтенант, по-первое: не встревай, когда муж с женой говорит, – такой порядок тут у меня, не тобой заведенный. А в чужой монастырь со своим уставом, как известно…

– Ладно, ладно, Леший, – потупил взгляд Шишка. – Понял я все…

– То добре, что понял… А по-второе: твой дядя, Петр Иваныч, медовар известный на всю округу, спору нет! Да только для незнающих «творение рук его»… А уж те немногие, должон тебе сказать, что откушали медовухи у Лешего, – другую пить не станут после. Так-то! Я-то свою только по весне и варю, да на липовом меду с первого цвету! Пасеку мою видел?