Министерство справедливости - Лев Гурский

— Знакомьтесь, — сказал я, — это Димитрий, выдающийся хакер, Ася, гений-полиглот, и Нафталин, который поднимет любую тяжесть и попадет в любую цель. А это мой друг Вячеслав. Он лучший в мире альпинист-спасатель. А еще он умеет летать и поможет нам.

Славка, Ася и Димитрий почти одновременно кивнули в знак взаимного приветствия, а Нафталин произнес: «Шалом!» Я чувствовал, что команде не терпится увидеть феномен в действии, поэтому подал другу знак: не тяни, мол, сразу покажи людям главное. Славка схватил меня в охапку, и мы с ним взмыли к потолку — так стремительно, что я едва успел отклониться вбок, чтобы не задеть люстру. Как и прежде, ощущения были волшебными. Я словно бы нырнул в теплую мягкую прозрачную воду — только не вниз головой, а вверх.

Моя команда зааплодировала. Демонстрационный взлет Славки был для них не чудом, а отличной работой профи. Мой друг поклонился из-под потолка, и мы вернулись на пол.

— Ух, круть! — восхищенно сказал Димитрий. — В Массачусетском технологическом их экспериментальный антиграв занимает целую комнату, жрет энергию, как при выплавке алюминия, и поднимает один несчастный спичечный коробок на тридцать сантиметров. А здесь — такая подъемная сила и без гаджетов! Теперь нам обмануть радар — как чихнуть.

— «И вознесусь я в небеса, и тем пошлю робость в сердца врагов своих, и шум ветра от рук моих погонит их прочь, и побегут они от меня, плача и стеная…» — нараспев проговорил Нафталин, полуприкрыв глаза. — Книга Левит, глава двадцать шесть, стих сорок седьмой. Я и раньше подозревал, что слово «левитация» уходит корнями в наш Ветхий Завет.

— Наф, не морочь голову человеку, — засмеялась Ася. — Слово — от латинского levitas, что значит «легкий». К вашим древним левитам и к художнику Левитану отношения не имеет. Ты не хуже меня знаешь, что летуны были у многих народов — и у египтян, и у персов, и у манси. И цитату ты придумал на ходу, я же вижу. В двадцать шестой главе только сорок шесть стихов… Вячеслав, можно мне будет потом с вами полетать? Ну хоть по комнате?..

Всё это происходило в пять вечера по местному времени, а уже в половине второго ночи мы неслись в направлении острова Нуси-Бо — под крупными африканскими звездами, над черной матовой гладью Индийского океана. Я висел на спине у Славки, как шаттл на ракете-носителе. Для страховки нас связывала кожаная сбруя из его альпинистского снаряжения. Чтобы нас труднее было засечь, мы не брали с собой электронные приборы. По счастью, у моего друга — богатый опыт: из-за холода в горах техника очень часто отказывает, замерзает даже компас. Так что он научился ориентироваться по созвездиям.

— Хорошая у тебя банда, — сказал Славка. — И девочка, и парни. У меня такие были в Тибете. Всё про меня знали, и ни один потом не продал… А этот Нафталин — прям как мой помощник Макс, с которым мы лямку тянули в австрийском Китцбюэле. С виду увалень увальнем, но глазомер — дай боже всякому. В дартс его обыграть практически невозможно… Там, в Китцбюэле я, кстати, Влада встретил. Я тебе не рассказывал?

— Нет, — односложно ответил я. — Не припомню.

— Приезжал покататься на лыжах. Новая жена, двое детей. Он, представь, обосновался в Чехии, у него там свой бизнес… Хочешь, я тебе потом его телефончик скину?

— Ну скинь, — безразлично сказал я. — Мало ли что. Но ты же, Славк, сам знаешь: после того дня мне с ним общаться совсем неохота. Ты его простил, а я нет.

В тот день, когда многое решалось, Влад поступил умно, но вел себя как последний гад. За то, что он не был героем, я его не винил. Но и не хотел списывать на его молодость то, что случилось. Из виду я его потерял и не стремился найти. А он меня — тем более.

Славка всё понял и продолжать не стал. Нам везло: теплый ночной ветер — то ли муссон, то ли пассат, черт их разберет, — был нашим союзником. Он не мешал полету, не пытался нас расцепить и не сдувал с курса, а наоборот, подталкивал в нужном направлении. Мне хотелось ни о чем не думать и просто мчаться сквозь ночь вместе с ветром — час, другой, третий… Но время — это расстояние, деленное на скорость, а у моего друга не получалось летать медленно. Думаю, до цели оставалось километров пятнадцать. Уже недалеко.

О чем друзья могут говорить в полете над океаном? Да о чем угодно!

— Сам-то как? Случайно, не женился? — спросил Славка после паузы.

— Да нет, что-то не вышло, — хмыкнул я. — И возраст уже не жениховский.

— А та, с Ямала, учительница, про которую ты рассказывал? Так больше и не сходились?

— Нет, разбежались бесповоротно… — Я осторожно освободил левую руку, чтобы почесать переносицу. Круглые очки из Славкиного альпинистского комплекта были неудобными, но без них глаза слезились даже при попутном ветре. — Мое проклятье чуть ее однажды не пришибло. Сам знаешь, мне нужен ангел — с таким прошлым, чтобы ни одна вселенская сила не прикопалась. А у Вики с ее первым, морпехом, были те еще терки. Я-то знаю, он виноватее в разы, она защищалась, но моим весам хрен что объяснишь, когда гантелью по черепу. Спасибо, гад оклемался… А ты? У тебя вроде с той актрисой было серьезно…

— Тоже как-то по нулям, — вздохнул Славка. — У них строго: на съемках любой экстрим — ол райт, но после ни-ни, соседи кругом, Беверли же Хиллз, не баран чихнул. А я иногда во сне летаю — взаправду, не как все. Кэти просыпается — а я на потолке сплю, как вампир. Как-то во сне на чужую крышу сел, в другой раз — на водонапорную башню. Тут сразу полиция — не террорист ли я? Ясен пень, отмазался: я, Ром, мастер отмазок. Тренируюсь, говорю, на местности. Фотку копам показал — где я с Майклом, мать его, Китоном…

— Зря ты все-таки ушел из Голливуда, — сказал я. — Сколько возможностей! Выбился бы в актеры, мог бы сейчас уже в каких-нибудь «Людях Икс» сниматься без дублера.

— Не, Ром, быстро бы надоело. — Славка заложил вираж, чтобы не столкнуться с двумя чайками. — Слай — он дядька отличный — тоже меня уговаривал, но кино все-таки не мое. Зеленый экран и никакого драйва, как в горах… К тому же голливудский проект — каторга. Полгода сидишь на месте, как привязанный, в любой момент тебя могут дернуть. А в горах ты отработал двухнедельную смену и неделю свободен, летай по миру, сколько хочешь. Вот недавно я был в Витебске, заходил в музей Шагала. И знаешь, ножницы там!

— Те, легендарные, которые он купил у твоего прадеда?

— Те самые! — подтвердил мой друг. — Лежат себе в витрине, как новенькие. Борух Менделевич Шерензон дрянью не торговал. Между прочим, не так уж далеко от того музея в войну было Витебское гетто. Дед мой, хоть тогда и маленький еще был, успел многое запомнить и мне кое-что рассказал. Сам я потом об этом тоже читал. Там была такая суперсволочь, оберштурмбаннфюрер СС Альфред Филберт. Из двадцати тысяч евреев, сгинувших в Витебске, примерно половина — на его счету. Он ведь еще, сука, по деревням ездил со своей айнзатцгруппой, детишек из подвалов конфетками выманивал. Некоторых сразу штыками забивали — фиг ли патроны тратить?.. И думаешь, потом его повесили? Ускребся! В пятьдесят девятом его поймали, через три года дали пожизненное, а в семьдесят пятом отпустили — типа по состоянию здоровья, он вроде уже при смерти…