Невидимки - Стеф Пенни

Мы сидим в больничном кафетерии и обсуждаем послеродовую депрессию. Гэвин так загружен, что никуда за пределы здания выйти не может. Пока мы разговариваем, он поглощает слипшуюся запеканку из макарон.

— Для этого, — отвечает он, — совершенно не обязательно иметь нарушения психики. Причины могут быть какими угодно.

— Ее муж сказал, что перед тем, как сбежать, она делала вид — а может, действительно так считала, — что ребенка нет и никогда не было.

— Я вполне могу в это поверить, — говорит Гэвин. — Проявления бывают самые разнообразные. Психические заболевания — штука тонкая. Случиться может буквально все, что угодно.

— Самоубийство?

— Все возможно. Рад, что смог быть вам полезен! — Он ухмыляется. — Я пришлю вам счет за мой обед.

Он шутит. Да и не за этим мы приехали к нему на самом деле. Я во всех подробностях описываю ему симптомы болезни Кристо. Гэвин слушает очень внимательно, с выражением полного сосредоточения. Когда я заканчиваю описание, он всматривается в меня.

— Гэвин, что это, по-твоему, может быть?

— Без понятия.

Когда я встречаю людей, подобных Гэвину, мне остро хочется тоже стать специалистом в какой-нибудь области. Даже если ты не знаешь ответа, твой вид все равно внушает уважение.

— Впрочем, я хотел бы его посмотреть, — кивает Гэвин. — Ты говоришь, его отец выздоровел?

Он подбирает с тарелки крошки запеканки и восклицает:

— Господи, как это вообще можно есть?! Думаете, они смогут приехать в Лондон? Ко мне в клинику?

Гэвин принимает пациентов на Харли-стрит.[24]По общим отзывам, он выдающийся специалист.

— Я очень надеялся, что ты это предложишь, — признается Хен. — Рэй постарается их уговорить.

— Спасибо, Гэвин, — благодарю я. — Раз уж мы все равно здесь, ты не мог бы оказать нам еще одну услугу?..

Пусть и неохотно — видимо, это каким-то образом идет вразрез с клятвой Гиппократа, я, если честно, к этому моменту уже перестал их слушать, — Гэвин отводит нас к строгому клерку, который поднимает архивы. Сдается мне, что, если бы я приехал сюда в одиночку, мне ничего бы не светило, но манеры и обаяние Хена, выдающие в нем выпускника частной школы, действуют на людей безотказно во многих обстоятельствах. Не подводят они и в этот раз.

Мы подчеркиваем, что нас не интересуют никакие медицинские подробности, составляющие тайну пациента, мы лишь хотим знать, когда он здесь был. И при поручительстве Гэвина нам выдают информацию, что пятидесятичетырехлетний мужчина по имени Тене Янко (едва ли найдется много людей с такими же именем и фамилией) был доставлен в отделение спинальных травм шесть с половиной лет назад, восемнадцатого декабря тысяча девятьсот семьдесят девятого года, с переломом позвоночника вследствие автомобильной аварии. Он пролежал на больничной койке восемнадцать недель, после чего был выписан под расписку. Никаких сведений о последующем лечении нет.

— А может, она действительно покончила с собой, — говорит Хен уже после того, как мы выходим из больницы.

Мы сидим в старомодной чайной в центре города.

— Ну и куда тогда делось тело?

— Может, она спрыгнула в заброшенную шахту. Или в колодец. Или вообще утопилась в море.

Все перечисленное возможно, и все же…

— Тетка Иво, Лулу Янко, сказала, что к тому моменту, когда Тене попал в аварию, Розы уже не было и что они тогда еще не знали про болезнь Кристо. «Она исчезла задолго до этого» — вот как выразилась Лулу. Но Иво с Тене в один голос утверждают, что Роза сбежала после того, как выяснилось, что ребенок болен. Якобы именно поэтому она и ушла.

Хен понимающе щурится:

— Они пытаются переложить вину на нее. Это не так стыдно, как… как признаться, что ты бил свою жену, к примеру.

— Значит, ты согласен, что они врут? Согласен со мной?

— Похоже на то, — улыбается Хен.

Джей-Джей

С тех пор как я увидел маму с дядей Иво в нашем трейлере, я много думаю. От этих мыслей мне тошно. Не то чтобы взрослые занимались там чем-то плохим — я вообще не знаю точно, что это было. Я в смятении, как будто у меня из-под ног выдернули ковер, я пытаюсь удержать равновесие, но не знаю пока, получится или нет. А с того вечера, когда я застукал Иво за этим его шаманством, я чувствую себя еще более выведенным из равновесия. Никакого другого эффекта, кроме этого, я не вижу: Кристо чувствует себя точно так же, как прежде.

Единственная новость, и я считаю, что это хорошая новость, — к нам еще раз приезжал мистер Лавелл. Он предложил Иво отвезти Кристо в Лондон к какому-то специалисту по детским болезням. Мне даже не пришлось поднимать этот вопрос. Очевидно, он знает доктора, который примет Кристо бесплатно. По этому поводу был созван большой семейный сбор. Точнее, собрались все, кроме меня. И хотя теперь в мои обязанности входит уборка и стирка своих вещей — «Тебе целых четырнадцать лет, ты уже не ребенок!» — когда речь заходит о подобных решениях, взрослым меня тоже не считают.

Я пожаловался на это маме, и она сказала — ну да, так ты пока и не взрослый. Ты не можешь водить машину и пока еще ходишь в школу. И вообще, радуйся, что ты не взрослый; есть вещи, которых ты не знаешь, и твое счастье, что ты их не знаешь. Я спросил — что это за вещи? Может, я их уже знаю? А она ответила — нет, не знаешь, я уверена, что не знаешь. А я сказал — откуда тебе знать, что я знаю, а что нет, а она сказала — а вот знаю.

После этого я встревожился еще больше и стал думать, что это могут быть за ужасы, настолько страшные, что я никогда о них не слышал (а она слышала). Ну, я же знаю о кошмарах вроде холокоста, войны, изнасилований и пыток — что может быть хуже этого?

А потом я подумал, что она могла говорить о Розе. Наверное, с Розой что-то случилось, раз она бесследно исчезла? Почему она ни разу не приехала навестить Кристо? Даже если они с Иво поссорились, Кристо все равно ее сын, и, по моему мнению, она должна хотеть его видеть.

Но я вспоминаю, что мой отец ни разу не изъявил желания увидеть меня.

Мама говорит, у мужчин все по-другому. Так уж они устроены. Интересно, почему мне никогда раньше не приходило в голову связать эти два факта: Розу и моего отца. У Розы появился ребенок от Янко… и она исчезла. У моего отца появился ребенок от Янко… и он исчез. На мгновение меня посещает безумная мысль, что Иво — мой отец, а мама — мать Кристо, но я с облегчением выдыхаю: я же видел Розу своими глазами. Она существовала на самом деле. И уж я бы заметил, если бы мама кого-то родила. Я, конечно, был ребенком, но не полным же идиотом.